Автор благодарит Алексея
Покровского, Анастасию Парфенову, Веру Камшу, Елену Бычкову, Игоря
Шауба, Михаила Федорова, Наталью Турчанинову и Ольгу Громыко.
Без их неоценимого внимания и помощи эта книга
никогда бы не появилась на свет
«… Дали Они нам Знание, и стали
мы называть Их Учителями, а Они нас учениками. И было
так. И в двадцать седьмой день месяца…»
Строчки текли легко и ровно.
Ему было не привыкать писать, Себастьян занимался этим
уже более сорока лет, еще до встречи
с Учителями.
Закончив абзац, он отложил перо
и, поморщившись, закрыл ладонями глаза. Неприятная резь
и слезотечение – вот главная награда любого хрониста,
особенно если работать приходится постоянно, да еще
и при свете свечи. На сегодня хватит. Рукопись может
подождать до завтрашнего утра, иначе пытка для глаз
и спины станет попросту невыносимой и он не сможет
взяться за перо еще несколько дней. А для человека,
который взял на себя обязанность вести историю жизни двух
Учителей, подобное недопустимо.
Себастьян, кряхтя, встал
со стула и, выбравшись на маленький балкончик, полной
грудью вдохнул пьянящий аромат ночи. Пахло остывающими после
дневной жары камнями, персиковым ароматом кальяна и морем.
Город Иштака погружался в сон, наслаждаясь ночной прохладой.
Старый хронист посмотрел на горизонт, туда,
где не было городских огней и царил мрак пешханской
пустыни, глубины души. Он увидел то, чего попросту
не могло быть. Это не укладывалось в голове,
казалось неестественным, нелепым и неправильным. Всегда
мудрые, всегда спокойные и уравновешенные Учителя спорили,
словно двое самых что ни на есть обычных людей.
Это происходило, как видно, уже давно,
ибо говорили они резко и раздраженно, едва
не срываясь на крик. Младший из них – высокий,
темноволосый мужчина в белоснежном одеянии паломника –
сидел на низком диванчике, скрестив ноги. Черные брови были
нахмурены так, что сошлись у переносицы. Его старший
собеседник – худощавый, длинноволосый
и голубоглазый – мерил маленькую площадку широкими
и нервными шагами. Глаза его лихорадочно блестели.
В запале ссоры двое
не видели и не чувствовали затаившего дыхание
человека. Старый хронист, холодея сердцем, вслушался в беседу
двух братьев. Тех, кого он и Избранные привыкли именовать
Учителями.
– Ты не понимаешь!
– Нет. Это ты
не понимаешь! – воскликнул сидевший. – То, что
ты предлагаешь, – безумие!
