Его слова вызывают ком в горле. Говорит так, будто винит меня в случившемся. А я ведь ничего не сделала… Просто хочу жить.
– Лев, что ты узнал? Почему ты так говоришь? – лепечу, впиваясь пальцами в плед. Хочется пустить слёзы от несправедливости. Почему я не достойна того, чтобы знать, из-за чего меня могут хотеть убрать?
– Неважно, – отрезает. – Всё равно ты ничего не сможешь сделать.
И снова он на взводе. Вижу, как подрагивают его руки, чтобы случайно не впиться своими ладонями в мою шею. Таким злым я видела его один раз. И то после встречи с моим мужем.
Тогда он буквально вылетел из кабинета Дмитрия, ударяя кулаком об стену. Бил её до тех пор, пока дорогая отделка не посыпалась вниз. Рука Льва тогда была в крови, и, только завидев её, вскрикнула. А он обернулся. Посмотрел на меня таким взглядом…
Несчастным. Гневным. Убивающим.
Он хотел выпустить пар, что и сделал.
А потом просто развернулся и ушёл. А я пошла за ним. Обработала ему руку. Ушла, поссорилась с мужем из-за Вавилова. А потом из-за личных проблем расплакалась и побежала к Льву. Там произошёл наш поцелуй. Наша ошибка.
– Лев…
– Олеся, не выводи.
С огорчением смотрю на его лицо. Надо закончить, но не могу. Я устала. Устала ничего не знать, быть маленькой девочкой, которую ни во что не ставят.
– Прошу, ответь мне, – я уже отчаялась, что не смогу узнать от него хоть какую-то правду. – Почему за нами гонятся?
Жёсткая хватка его пальцев на лице заставляет охнуть и задержать дыхание. Что он?...
От этого внезапного действия, заставившего натянуться как струна, замираю. Лев не мог этого сделать. Вавилов ни разу не поднимал на меня руку, а сейчас…
– Хватит.
Его грубый и недовольный голос режет хуже ножа. Пальцы усиливают давление на щеках, и я морщусь.
– Я уже говорил тебе это, Олеся, но повторю. Ты. Слишком. Много. Болтаешь.
И вот снова. Чеканит так, словно ненавидит. Но я знаю, что мужчина не такой. Да, грубый и порой неотёсанный, но… Он мой телохранитель и всегда защищал меня. Даже в такой ситуации, в какой мы сейчас оказались. Спас меня, Макса.
– Мы в опасности, – нахожу в себе силы говорить. – Меня и моего ребёнка желают убить. И я хочу знать причину. И если ты сейчас же не скажешь мне её, обещаю, что…
Мне хочется разрыдаться. От бессилия. Я даже не могу приказать ему! Потому что не в том положении!