— Какие именно, герр оберарцт?
— Ну шрамы, еще всякая мелочь. Но вот одно ранение
совершенно точно пулевое. Его ранили в ногу, и это было достаточно
давно.
— Как давно? — Собеседник врача носил погоны
обер-вахмистра и принадлежал к полевой жандармерии. Уже немолодой,
с пробившейся в волосах сединой, он тщательно записывал в блокнот
все то, что говорил ему врач.
— Я бы сказал, года три, если не больше.
— То есть тридцать девятый — тридцать восьмой?
— Я бы сказал, что и раньше.
— Где же он умудрился поймать пулю в это время? Разве что в
Испании успел побывать? Но в этом случае ему действительно больше
двадцати пяти лет. Скажите, герр оберарцт, ранение слепое?
— Да.
— То есть пуля еще в ноге?
— Не уверен. Можно сделать рентген — тогда я отвечу на этот
вопрос точно. Но что это вам даст, Борхес? Он мог словить пулю из
какого угодно ствола, и совершенно не факт, что это продвинет нас
хоть на миллиметр.
— Не скажите, герр оберарцт, он же не медик, ведь так?
— Так. Я бы сказал, он очень даже не медик. Совершенно
очевидно, что он учился прямо противоположным вещам.
— Так вот, доктор, сделайте ему рентген. А все остальное —
это уже моя забота. Как, вы говорите, он стоял, когда показывал вам
разряженный карабин?
— Вот так. — Врач поднялся с места и продемонстрировал
фельджандарму стойку.
— А ведь это не пехотная стойка, герр оберарцт.
— Знаю. Именно это меня удивило.
— Так держат оружие только в том случае, когда у солдата
мало места, и он не может держать его как положено. А где у нас
такие места, доктор?
* * *
Прошло еще несколько дней. Я добросовестно пил выписанную мне
гадость, результатом воздействия которой стал весьма хреновый сон.
Но увильнуть хоть как-то от очередного приема этой отравы было
совершенно нереальной затеей. Приносивший мне лекарство санитар
отличался крайней недоверчивостью и подозрительностью. Приходилось
терпеть и мужественно глотать это пойло.
Память ко мне так и не вернулась, несмотря на обещания доктора,
а вот спать я стал хуже, и характер у меня испортился. Надо
полагать, по причине хронического недосыпа. Как ни странно, но
именно на этой почве я неожиданно близко сошелся с Кегелем. Не
скажу, чтобы мы вели какие-то длинные разговоры, обычно попросту
сидели рядышком. Он курил, а я разглядывал окружающую обстановку.
Какие-то отрывистые куски воспоминаний толклись у меня в голове, и
совершенно неожиданно для себя я вдруг начал осознавать, что
рассматриваю эту самую обстановку исключительно на предмет ее
возможного использования в бою.