И будет вот так, из глубин мира
рассказывать мне о смертных: Геракл собирается совершать десять
подвигов на службе у Эврисфея, как ему предрек дельфийский оракул.
О, Гера не зря наслала на этого героя Лиссу-безумие: он ведь хотел
просто сидеть и жить семейной жизнью! А так – сестренка-Лисса не
подвела, ты ведь видел его детей, Владыка?! Сам поубивал, и не
только своих, еще и брата своего, Ификла. Теперь будет служить,
исправлять, подвиги совершать. Ах, какая игра!
Со смертными вообще играть легко и
приятно, Владыка, вот только боги удивляются, почему это Ата
шатается по поверхности, когда могла бы припасть к твоим стопам – и
просить принять ее в родной мир, туда, где стоит ее дворец, где
стоят дворцы родни…
Ата шептала о героях. О прекрасных
представлениях: когда они убивают друг друга или своих друзей, о
том, что сестренка-Лисса наконец тоже при деле, особенно с
Гераклом, но вот был еще Беллерофонт, так что и с ним тоже.
Туман голосом Аты убеждал, что со
смертными – это настоящая игра, потому что боги играть
разучились.
– …открытое противостояние… я не
нужна больше на Олимпе: там каждый бьет в меру своих сил. Вот
смертные…
– И ты пришла ко мне?
Туман молчал. Со смешком перетекал с
места на место: боишься, лавагет?! Неуютно, когда не знаешь – где
собеседник?
Лавагету-то – может быть, а Владыке в
своем мире плевать, где там собеседник.
– …да. Но не за тем, за чем ты
думаешь. Скажи мне: разве ты теперь играешь?
Нет, ну что ты, Ата, бывшая
наставница. Я теперь – всерьез.
Какой безумец будет играть во
Владыку, спасающего свой мир в драном одеяле (хуже того – и без
одеяла тоже?!)
– …когда играешь слишком долго –
маска прирастает к лицу. Когда веришь слишком сильно – забываешь об
игре. Искусство становится жизнью, переставая быть искусством.
Скажи мне…
Нити ложились в такт шагам. Ровными
витками: одна вокруг другой. Багрец и чернь – среди
одноцветных.
Наверное, тем, кто разорвал себя
надвое, опасно играть. Когда ступаешь над двумя пропастями – не
очень-то попрыгаешь на нитке. Какие маски: тут бы себе под ноги
поглядывать…
Но я все-таки играю, Ата, жаль, ты не
видишь этого.
Десятилетие – с того дня, как услышал
крик мира под напором рванувшегося во тьму солнца.
Больше? С костра Гестии?!
Играю в оконченную войну. Мальчишки
на берегу с таким упоением в войну не играют, наверное.