Вспомнилось: юнец бьется в агонии на
белых плитах Олимпа. Закрывает глаза ладонями, задыхается криком,
медленно, по пяди ползет к спасительной тени от ненавистного
света.
Вот он – ненавистный свет. Вот
– мир тени, ставший юнцом на раскаленных плитах.
Вот бывший юнец, которому надлежит
стать спасительной тенью.
Двузубец призывно обжег руку, мрак
обнял за плечи. Мир стонал, махал подпаленным хвостом: Владыка
явился! На плечах вздулись волдыри от ожогов, но первую трещину,
ту, под которой стоял, я срастил сразу, просто пожелал:
исчезни!
Камни покорно сомкнулись, прыгнули
друг другу в объятия, переплелись. Я шагнул дальше, наплевав на
уступы, просто в воздух.
Мир – мрак?! – подставил
спину. Шерстистую, холодящую босые ноги. Плотный сгусток темноты
вытянулся, закрыл щитом от стрел-лучей (давно я этой техникой не
пользовался!). Двузубец огладил воздух успокаивающе: здесь
Владыка!
Еще две трещины, потом одна большая,
две маленькие, одна средняя…
Крик мира ударил крыльями по лицу –
куда там Зевсовой пташке. Я провалился в воздух, выровнялся,
обернулся…
Свод разверзался за спиной, и упрямое
солнце проливалось на мир огненными сгустками. На севере сочилось
редко, как сквозь сито, на юге било буйной струей.
И старый Уран там, в трещинах,
дрожал, испуганный бешеным ржанием.
И солнце, рвущееся в мой мир,
посидеть в гостях, смеялось каждым лучиком: что, взял, Владыка? Так
и будешь бросаться клеить распадающийся на части сосуд? Или что ты
там делать собрался – ты ведь не Нюкта все-таки…
Ага, – кивнул я. У Нюкты
косы. И борода не растет. А напускать темноту мы и без Нюкты уж
как-нибудь…
И как Владыка я уже пробовал, только
что – теперь попробуем иначе.
Я удержу.
Тьма пришла не сразу. Потом собралась
и прихлынула – от дальних ущелий, от пещер в истоках Ахерона, от
изломов черных стигийских скал. Распластавшись, легла между миром и
сводом, подставила брюхо под палящие лучи.
И удержала сотню первых солнечных
копий. Дрогнула от боли. Заклубилась от злости – еще сотня…
Потом начала медленно выцветать под
усиливающимися ударами.
По щеке скатилась соленая капля. Мир
трясся и испуганно вскрикивал каждый раз, как в окошко тьмы мелькал
солнечный блик. Титаны в Тартаре с восторженным ревом раскачивали
стены темницы: решили, что пришло избавление, а может, вспомнили
войну.