— Ну, Далджа, надеюсь, ты пойдёшь в отца, — тяжко вздохнула
женщина. — Феникса везде в прислуги возьмут. Главное, чтобы
подальше отсюда. Не нравится мне…
— Ну что, скоро обед? — спросил бородатый мужик, распахнув
дверь.
— Ну что, скоро Гесса придёт? — передразнила его женщина. — Или
для Павлина ниже её достоинства проверять детей?
— Павлин уже здесь, — насмешливо протянула черноглазая девица,
выходя из-за спины мужика. — Видишь ли, Марья, вы не единственные
жители деревни, у кого подросли дети.
Не спрашивая разрешения, она нагло вошла в дом и склонилась над
золотоволосой Далджей. Пристально в неё вгляделась, нахмурилась и
выругалась себе под нос. С каждой секундой её лицо стремительно
мрачнело. И когда Далджа звонко рассмеялась и коснулась её руки,
девица с брезгливостью отшатнулась.
— Ведьма! — прошипела она и вылетела вон.
Марья и её муж бросились за ней. Я попытался выйти следом, но на
пороге словно выросла невидимая стена — наверное, я могу ходить
только по тем местам, которые сохранились в памяти Далджи. Она
безмятежно играла вырезанными из дерева лисичками и собачками, а я
тяжело опустился на стул. Меня терзали дурные предчувствия.
Через час или два, когда Далджа уже задремала, на улице
раздались дикие крики. Я выглянул в окно — жители деревни тащили
Марью и её мужа на центральную площадь. Те сопротивлялись, но их
без проблем скрутили толпой и привязали к столбу. Из-за шума и
расстояния я не мог расслышать, о чём шла речь, до меня доносились
отдельные фразы.
— …прокляли нашу деревню!
— …родили отродье…
— …постоянно в лес ходит… …колдует…
— …сжечь, очистить огнём…
Марья и её муж вспыхнули ослепительным пламенем, но не издали ни
звука. Какая же сила воли… Далджа захихикала за моей спиной. Я
обернулся, прикрывая собой окно, чтобы она не увидела, как её
родители горят заживо. Конечно же, она увидела. Но не поняла, что
происходит. Ей, очевидно, понравился яркий огонь, и она смотрела на
него не с ужасом, а восторгом. И в этот момент я осознал — Марья и
её муж умирали безмолвно, чтобы не напугать дочь.
Мои мысли прервал хлопок двери. Порог переступил косматый
старик, он молча взял Далджу на руки и вынес на улицу. Деревенские
в страхе попрятались по домам, но старик не обратил на них внимания
— величественно прошёл всю деревню и углубился в лес. Шёл до самого
вечера и, лишь когда солнце село, остановился и посадил Далджу под
куст.