Я показал на идола в юбке, потом — на себя и произнёс:
— Андрей.
— Энл-л-лэй, — протяжно повторила девочка и ткнула пальцем себя
в грудь: — Тхакалджа!
— Приятно познакомиться, — на всякий случай сказал я и,
пораскинув мозгами, решил устроить кукольный театр. Сгрудил в кучу
с десяток кукол и “подвёл” к ним идола в юбке, приговаривая: —
Однажды Андрей отправился гулять. Шёл Андрей, шёл и вышел к
деревне. И жили в деревне злые люди, которые на него напали…
На этих словах я свободной рукой сгрёб кучку идолов и обрушил их
на свою маленькую копию.
— Длузья! — взволнованно воскликнула девочка. Говорила она не
очень ясно, но вполне понятно. — Длузья приводят Тхакалджа новых
длузей!
— Эти злые люди — твои друзья? — уточнил я.
— Мы иглаем, — пояснила девочка. — Они плидумали смесную иглу!
Огонь — пш-ш-ш! Колмят длугих моих длузей!
— Других друзей?
Девочка нарисовала что-то длинное и отдалённо напоминающее
многоножку и весело пропела:
— Тхакалджа длужит со всеми!
— Но как ты здесь оказалась? — не удержался я от вопроса. — И
почему ты живёшь в каком-то подземелье, а не в деревне?
— Игла, — укоризненно протянула девочка. Мол, ты что, совсем
тупой, с первого раза не понимаешь? Но не успел я продолжить
расспросы, как она взмахнула рукой и добавила: — Покажу.
Таинственные письмена на алтаре загорелись серебром, намертво
притягивая моё внимание. Я не мог отвести от них взгляда, они
словно гипнотизировали, убеждая наклониться — ближе, ближе, ближе…
Не отдавая себе отчёта, что делаю, я протянул руку и дотронулся до
алтаря. Серебряный свет перекинулся на моё тело, и я будто нырнул в
ледяную воду.
Словно калейдоскоп, мимо проносились изображения людей, пейзажей
и вещей, с огромной скоростью они сменяли друг друга, но вскоре
движение замедлилось и картинки… ожили. Теперь я смотрел нарезку из
коротких видео в обратной перемотке. Люди ходили задом наперёд, а
упавшие вазы взмывали вверх и склеивались. Я так увлёкся, что сразу
и не заметил — показывают-то мне проклятую деревню. Вот он и
Горбач, только о-о-очень сильно моложе — лет шесть едва
исполнилось, наверное.
Перемотка резко остановилась, и я очутился в тесной комнатке. В
деревянной люльке стояла золотоволосая девочка — та самая, из
Храма, только нормального роста. Женщина лет тридцати — видимо, её
мама — кашеварила у печи.