— Чем же он живёт?
— Так это явно не берёт, а там как знать. Ну, и знакомства, они
сейчас дороже денег. Гешефты делать помогает, ещё что...
Они пили чай неторопливо, как знающие цену минуте отдыха. Да,
сейчас они отдыхали. Старые знакомцы в бурном новом мире.
— И такого человека Катя зовет к Ильичу? Да она с ума сошла, что
ли? Ославит наше знамя на всю Европу, над нами смеяться будут.
— С ума, не с ума, а она — жена. Умрёт Ильич, пойдут попреки,
мол, не пустили к нему последнюю надежду. Оно нам нужно?
Они налили по второму стакану кипятка в старую заварку. Ждали,
пока настоится, пока осядут чаинки.
— Ты, говорят, снова в Швейцарию собираешься? — небрежно спросил
Сталин.
— У меня с той Швейцарией старые счёты. Когда-то я заболел там
лихорадкой, и странной лихорадка, — признался Дзержинский. — В три
часа ночи колотит и колотит. И какая-то нечисть мерещится,
подземелья, паутина огромная...
— Ну, так покажись этим немцам, пусть хоть что-нибудь
сделают.
— Показывался.
— И что?
— И ничего. Вам, говорят, господин Дзержинский, на воды нужно
съездить, годика на два, на три. Отдохнуть. Это у вас, говорят,
нервное.
— Ну, отдохни до завтра.
— Нет для нас отдыха, Коба. Так что с Крупской?
— Заткнуть её невелика трудность. Но ладно, пусть. Что нам,
жалко денег ради Ильича? Приехал Магель? Заплатим и Магелю. Дорого
просит? Немецкие знаменитости сейчас буквально на вес золота.
Сталин отломал кусочек сыра. Лиса на такой сыр, поди, и не
позарилась бы. Да и ворона тоже. Но что послано, то послано.
— Странно, но денег Магель не просит вовсе. Захотел покопаться в
библиотеке бывшей императрицы. Разрешили, под присмотром, конечно.
Он не долго искал, минут пять. Вытащил книгу, говорит, дайте ее мне
в качестве гонорара.
— Какую? «Материализм и эмпириокритицизм»?
Коба усмехнулся. Этот ленинский труд он честно прочитал от корки
до корки, более того, прочитал дважды, и решил, что Ильич, как
философ, полное говно. С чем Ленин позднее и сам, в общем-то,
согласился.
— Старенькую. Мы проверили, памятуя Екатеринбург, но никаких
бриллиантов в книге не нашли. Чёрный кожаный переплет, серебряные
застежки. Зловещий вид, и только.
— Это ладно. Это можно. А что за книга?
— Рукописная, какого-то Герберта Аврилакского. На латыни,
чернокнижие и мракобесие.
— Пусть забирает. Всё это чернокнижие — дурной реквизит для
представлений перед простаками. Череп, чёрная книга, хрустальный
шар. Не помогло Романовым чернокнижие.