В тот раз он говорил о падении и развращении
нравов, и здорово говорил. Мы заслушались. Ну ясно, человека
Господь вдохновляет - оттого речь получается вдохновенная. Совсем
то, что я сам думал, только так замечательно разъяснить не умею.
Тело, он говорил, это храм Божьей благодати, его надлежит держать в
чистоте. Мол, все новомодные противоестественные штучки вроде
кружевных жабо на мужских костюмах - это, в сущности, проделки Той
Самой Стороны: стоит человеку начать себя украшать всякими такими
вещами, как он впадает в соблазн и разврат, теряет мужество, и
вообще - это все равно, что женщине открывать себе ноги по самые
ляжки и показывать грудь первому встречному. Грех перед Богом, и
перед людьми срам.
Альфонс, правда, тихонечко сказал, что лично он не
возражал бы, если бы женщины открывали себе ноги по ляжки, особенно
хорошенькие женщины, а уж грудь бы - это совсем хорошо. Тогда Жерар
возразил, что на ноги всегда можно посмотреть и так, стоит задрать
юбку, а ходить по улице почти нагишом станет только законченная
шлюха, грязная, как свинья. И мне пришлось тыкать их в бока, чтобы
они заткнулись и перестали смешить меня в храме - но тут я увидел
кое-что, в высшей степени занятное, и еще раз их ткнул, чтобы тоже
посмотрели.
Мартинов барон, Леон из Беличьих Пущ, стоял чуть не
у самого алтаря, умильно пялился на образ Господа Созидающего - а
выглядел ну в точности, как описывал брат Бенедикт. В кружевном
жабо чуть ли не по пояс. С распущенными патлами, как у уличной
дешевки. И в довершение всего - с жемчужиной в ухе. Совершенно
такая же жемчужина, как у посла из Заозерья, жеманной напудренной
мрази, явно живущей в грехе по самые уши.
Стивен аж присвистнул - ну ему, конечно, тут же
отвесили подзатыльник, чтобы соображал, где свистит. Он ухмыльнулся
виновато и сказал:
- Ваше прекрасное высочество, это что ж получается?
Хоть проповедь, хоть не проповедь - а всякая погань ходит в храм,
как с Теми Самыми снюхавшись, и хоть наплюй ей в глаза?!
Я его хлопнул по спине:
- Ничего, мы с ним после службы потолкуем, - и все
со мной согласились.
Мы к Леону подошли, когда он накрасовался своими
демонскими штучками вдоволь и перестал, наконец, осквернять святое
место своей особой. Он еще у храмовых ворот помолился на Всезрящее
Око - ну, помолиться-то мы ему дали - а потом я его развернул к
себе, выдернул из его уха эту гадкую серьгу и отшвырнул в
сторону.