- Ну какой урожай в июне, о чем вы говорите,
Антоний... Может, ваши насущные расходы не особенно
принципиальны?
И совершенно без толку было ему объяснять про
оружие с континента и еще кое-какие необходимые траты. Все равно не
поймет, ну его!
А Мартин сказал:
- Булька - милая собака... очень милая, Антоний, -
будто я - старая барыня, и надо похвалить мою моську, чтобы ко мне
подольститься!
Послал же Господь братцев! Один - стервец, второй -
блаженненький. В конце концов, я почувствовал, что больше душа не
терпит, и сказал, тоже с ядом, чтобы они ощутили мое
неудовольствие:
- Знаете, я уже сыт по горло, так что позвольте
откланяться. Можете тут заканчивать, а я пошел, - свистнул Бульку и
ушел во двор со своими баронами. И пусть, думаю, эти двое обсуждают
Маргариту, ленное право, урожаи - все, что им в голову придет.
Пусть болтают, пока языки не отвалятся. А я займусь чем-нибудь,
более достойным наследного принца, чем эта ерунда.
Фехтованием, к примеру. Король должен быть крепок
телом.
Сперва я слегка размялся. Мы с Жераром поиграли в
фехтовальный поединок; у него симпатичный стиль, и есть несколько
изящных личных фишек, вроде укола в лоб или в шею под кадык. Потом
Стивен притащил палки, и мы помахались палками - весело. Удар у
Стивена - вполне ничего себе, пару раз я еле его удержал.
Альфонс не стал с нами резвиться, стоял поодаль,
нюхал платочек, смоченный в лавандовой воде, загадочно улыбался, и
на все вопросы отвечал, что собирается благоухать, если сегодня и
впрямь прибудет корабль моей континентальной кобылы... ах, конечно
же, очаровательнейшей принцессы Жанны. Мерзавец!
Веселились до полудня, потом решили, что проводим
время недостаточно благочестиво, и пошли слушать проповедь в соборе
Честной Десницы Господней, нашем придворном храме. Проповедовал мой
духовник, брат Бенедикт, а его проповеди я старался, по
возможности, не пропускать. Славный у меня священник: сорок лет,
рожа круглая и красная, не дурак выпить-закусить, балахон на брюхе
еле сходится, веселый, а на проповедях такие шутки отмачивает -
прихожане фыркают в платочки, чтоб не хохотать в святом храме. И
исповедоваться Бенедикту - одно удовольствие, его все обожают, от
моих приближенных до последнего солдата: что ему ни скажешь - на
все он отвечает: "Бог с тобою, больше не греши", все понимает, сам
живой человек.