— Так он вроде как
умер, — сказала молочница, наивно хлопая
глазами. — Еще весной.
После ее заявления наступила глубокая
тишина. Люди запереглядывались, явно опасаясь, что это неуместное
замечание может быть услышано кем не надо и неправильно
истолковано. И, словно в ответ на это опасение, из густой тени,
растекшейся под старым алатаном, вышел человек, на которого раньше
не обращали внимания. Не видели, или он не хотел, чтобы его
замечали.
Юноша в потрепанной, запыленной
дорожной одежде встал, прислоняясь плечом к столбу ворот, и смотрел
на драконов, в свою очередь сверлящих его каменными взглядами. Он
почти ничем не выделялся среди остальных, даже копье с белым
древком, висящее за его спиной, не делало этого просителя особо
значительным — рукоять меча, торчащая из-под тряпки
оружейника, казалась побогаче. Выгоревшие до льняного цвета волосы
молодого человека были небрежно завязаны в хвост на затылке.
Загорелое лицо с высокими скулами, запавшими щеками и упрямым
подбородком спокойно, невозмутимо, почти безучастно, и только
светлые глаза на нем не по возрасту проницательны, жестки,
холодны.
Югорцы настороженно молчали, изучая
его. Он ответил равнодушным взглядом, проходящим, казалось, сквозь
людей, и отвернулся, словно его интересовал только сад, виднеющийся
за решеткой.
— Это кто
такой? — негромко спросил оружейник, кивая в сторону
молодого чужака.
— С рани тут стоит, вперед меня
явился, — тихо сказала молочница. — А одет-то
как. Точно его стая собак драла и по пыли валяла. — Она
хмыкнула презрительно, колыхнув подолом новой юбки, надетой
специально для визита к наместнику.
— Эй,
парень, — окликнул его оружейник. — Ты к
господину Акено зачем?
— По делу, — коротко и
сухо ответил тот, не оборачиваясь.
— Да мы тут все не от
безделья, — неодобрительно проворчал пожилой крестьянин,
но юноша не спешил рассказывать, ради чего пришел к порогу
правителя Югоры.
Больше никто не произнес ни слова,
словно человек, внезапно обнаруживший себя, невольно отбил у людей
желание разговаривать.
Он продолжал стоять лицом к
воротам. Похоже, теперь любовался изогнутыми золочеными
прутьями.
Охраны у входа не было. Мифические
существа, скалящие пасти с каменных столбов, сами выглядели
суровыми стражами. За оградой тянулись дорожки, красные крыши
беседок блестели под ярким солнцем, над гладью пруда покачивались
розовые чаши лотосов. Оттуда веяло прохладой и запахом цветов.
Мерное жужжание пчел навевало сон.