Приговоренная - страница 2

Меня охватил ужас. Отступая к дому, я споткнулась о ступеньку крыльца, и визг мой резко осекся. Ударившись боком о ребро ступени, я взвыла и заколотила кулаком в дверь: — Ба, открой! Ну, открой же! — дверь была заперта. Скованная страхом, я достала из кармана ключи. Слезы застилали глаза. Постоянно оборачиваясь, я озиралась, искала взглядом источник этого страха. Не Лучик стал его причиной, а тот, кто его убил. Ключ попал в замочную скважину лишь с третьей попытки. Ворвавшись в дом, я едва не задохнулась от зловония, смешанного со спертым душным воздухом. Умом я все поняла. И почему бабушка не вышла меня встречать, и почему мертв Лучик. Но когда в чувствах преобладает страх, то разум говорит шепотом. И единственным, чего я жаждала в эту минуту, было увидеть то ужасное, о чем он шепчет. Вместе с тем я страшилась этого желания, против воли заставляя себя передвигать ногами. Мне послышалось неясное то ли дребезжание, то ли жужжание, чем-то напоминающее гудящий вдалеке улей. Зажимая нос рукавом, я прошла в комнату, из которой доносился невнятный звук. Бегло обвела ее взглядом и содрогнулась. На полу валялись сорванные с окон шторы, обломки стульев и письменного стола. Стены почти до потолка были измазаны бурыми полосами, будто бы их нанесли большим малярным валиком. Мухи, а им не было счету, роились под потолком, ползали по стенам и оконным стеклам. Они небольшими стайками передвигались по полу, сплошь залитому застывшей кровью, и гнездились на кусках протухшего мяса, разбросанных повсюду. Здесь смердело. Я была больше не в силах сдерживать рвоту и согнулась пополам, избавляясь от недавно съеденной еды. Мухи, до того не заметившие меня, вдруг взвились в воздух. Словно ликуя, закружились черным, жужжащим вихрем. Холодный пот заструился по спине. Откашливаясь, я проглотила горькую слюну и, почувствовав новый спазм в желудке, бросилась прочь из дома. Безумие. Все вокруг - безумие. Дурной сон. Я бы утешилась этим объяснением, но я собственными глазами видела, как полчище мух вырвалось из дома вслед за мной и развеялось по ветру. Присев на траву, я спряталась за забором. Меня душили немые рыдания. Казалось, услышь мухи мой всхлип, и они вернутся для… для чего? Я не понимала, как и того, как рой попал в дом с закрытыми окнами и дверьми. Их запустил убийца? КАК? Убийца. Мухи. Бабушка Маша. Лучик. Дурной сон. Теплый ветер обдувал залитое слезами лицо. Я поднялась и, сгорбившись в ожидании удара со спины, перешла через дорогу, — к соседскому дому. Там жила моя школьная подруга. Залаяла собака, и я пугливо оглянулась на бабушкин дом. Ничего. Двери нараспашку и пустые окна, сдерживающие смрад внутри дома. Из-за приоткрытых ворот выглянула Лена. — Настя! — радостно окликнула, но стоило мне повернуться к ней, как Лена переменилась в лице и распахнула ворота шире. — Что… случилось? Что-то с бабушкой? Я истерически разрыдалась и забежала за ворота. — За-закрой, — попросила, и Лена испуганно хлопнула железной дверью. — Да что случилось-то?! Настя! — заразилась моей истерикой Лена, а я не находила слов. Села на землю и, обхватив колени руками, выла, едва ли не по-звериному. — Настя! — Лена наклонилась ко мне и схватила за трясущиеся плечи: — Идем в дом. Идем, идем, — она помогла мне встать и проводила в дом. Усадила на кухне и заставила выпить воды, в которую щедро добавила валерианы. Больше с вопросами она не приставала - выжидала. И вскоре это дало свои плоды. Неудержимые сперва рыдания стали прерывистыми, а после и вовсе иссякли. Остались лишь редкие всхлипы, не мешающие мне говорить, да опустошенность, словно вместе с рыданиями закончились и силы. — Что случилось? — повторила вопрос Лена. И я честно ответила:— Не знаю. Там… там Лучик мертвый, и запах, и мухи. Все разбросано. Я не знаю, не знаю… не понимаю. — Я тоже ничего не понимаю, Настя! — воскликнула Лена. — Ты можешь объяснить, что произошло? Я покачала головой. — Что с бабушкой Машей? Она дома? — Дома-а-а, — проскулила я и замотала головой, не видя ничего вокруг от вновь подступивших слез.— Так, так, так, — подскочила ко мне Лена и схватила за руку. — Хватит, успокойся. Пойдем в комнату, приляжешь. А я Степанычу позвоню. Боже, какие у тебя ледяные руки…Она помогла мне дойти до дивана и накрыла одеялом, и я укуталась в него с головой, продолжив изливать боль на подушку. Время тянулось мучительно долго. Ко мне заходила Лена, что-то спрашивала, беспокоилась. Я шмыгала торчащим из-под одеяла носом и молчала. Выжидала. И когда, наконец, пришел Степаныч, я надеялась, что он посмеется надо мной и назовет фантазеркой. Его голос заставил меня вынырнуть из-под одеяла. Он стоял у двери, бледный и, кажется, напуганный не меньше, чем я. По его форме расплылись большие, мокрые пятна, с рыжих волос на висках каплями стекал пот. Он смотрел на меня, а я – на него. И никто не решался заговорить первым. Я трусила, он нервничал. — Если тебе нужна медицинская помощь, то вызову скорую, — сказал он, сделав пару шагов ко мне. И получив отрицательный ответ, спросил: — Ты можешь рассказать мне, что видела и о том, что тебя напугало? Он достал ручку и лист бумаги, прицепил его к канцелярскому планшету, готовясь записать каждое мое слово.— А что видели вы? — с замершим сердцем спросила я. — Место преступления и труп. Чей - предстоит выяснить. Всякая надежда разбилась вдребезги, безжалостно изранив сердце осколками. — Это моя бабушка? Степаныч медлил с ответом, ответственно отыскивая на моем лице намек на приближение истерики. — Вероятнее всего, — с печальным вздохом ответил он. — Все, что могу сказать от себя, - это старая женщина. Остальное прояснит экспертиза. Я заторможено кивнула. Да, это бабушка. Моя, горячо любимая бабушка Маша. Мне казалось, что я кровоточила изнутри. Но то были лишь слезы, стекающие по подбородку. Сколько я так сидела, словно обездвиженная, не знаю. Но когда Степаныч громко покашлял, напоминая о себе, я вдруг увидела, что он сидит рядом со мной на диване. — Расскажи, что видела, — снова попросил он, и я рассказала обо всем, что видела. О Лучике, о мухах и о разлагающихся кусках тела, лежащих на полу. А когда закончила, посмотрела на Степаныча - тот был мрачным и озадаченным. — Я разберусь во всем, — пообещал он прежде, чем ушел. Я легла на диван и пустым взглядом уставилась в потолок. Бабушка звонила два дня назад. Тогда она была еще жива, а я радостно собирала сумку и готовилась счастливо провести лето в деревне. За что же судьба меня так наказала? С кухни послышалось жаркое перешептывание. Я подошла к двери и, прислушиваясь, зная почти наверняка, что разговор идёт о бабушке. Фразы долетали обрывками, терялись слова, но суть их была ясна. — Я не знаю, Лена… я вообще не понимаю, с чем мы имеем дело…— … человек? — Ну, а кто же еще? Полтергейст что ли? — Что… произошло? — Ее как будто швыряли об стены… ни хрена не понятно… скальп возле батареи валялся… по кускам разорвали… живот вспорот, кишки даже на потолке. Не в силах больше это слушать, я в отчаянии заколотила в дверь. Не контролируя себя, полностью поглощенная приступом истерии, я царапала ногтями дверное полотно, кидалась на него всем телом и истошно вопила, возненавидев свою беспомощность. В ту минуту мне казалось, что эта агония никогда не закончится. Но дверь отворилась, а за ней – Лена с ведром воды в руках. Выплеснув на меня все десять литров, она подождала, пока я, тихонько вздрагивая, осяду на пол, а после подошла и обняла.