— Так, — одобрительно улыбнулся ему
Гауденций.
«Варвар варвара поймёт», — поморщился
император. — «Как же ловко они нашли общий язык...»
Поняв, что магистр конницы, далеко не
последний человек при дворе, вроде бы на его стороне, Сар
приободрился:
— О численности врагов я узнал только
примерно, ведь дозорные толком ничего не разглядели. Две разных
группы сообщили о трёх и пяти тысячах. Я решил считать, что их не
меньше шести тысяч...
— Почему? — спросил
Гонорий.
— Если выбор стоит между недооценкой и
переоценкой, то лучше переоценить и готовиться к худшему, — ответил
Гауденций за Сара. — Повелитель, он сделал всё
правильно.
Флавий Гонорий подозрительно оглядел
обоих варваров, после чего неохотно кивнул. Он-то думал, что
удастся легко поставить слова Сара ему же в укор, но раз Гауденций
говорит...
— Продолжай, — потребовал
император.
— Остготы уже были на поле будущей
брани неопределённое время, что тоже насторожило меня, — продолжил
Сар. — Они могли приготовить ловушки, ведь я слышал, что этот Эйрих
не пренебрегает любой возможной подлостью, но осмотр ничего не дал
— поле как поле.
— То есть, условия были подходящими? —
уточнил магистр конницы.
— Даже слишком, — вздохнул Сар. —
Просто поле. И остготы уже ждали нас, заранее зная, когда мы
придём.
— Их дозоры вы видели? —
поинтересовался Гауденций.
— Видели, но преследовать их я не
решился, конницы у меня не так много, а ещё это могла быть ловушка,
— ответил Сар.
— Они действовали смело и решительно,
они вырезали твоих дозорных, а ты трусил, опасаясь ловушек? —
презрительно спросил император.
— Повелитель, ты просто не знаешь, с
кем мне пришлось иметь дело, — ответил на это гот. — Об этом Эйрихе
ходят слухи один страшнее другого.
— Говорят, что у него при себе гигант,
которому он поручает избавляться от неугодных. И гигант справляется
исправно, — произнёс магистр конницы.
— Это истина, я сам его видел
издалека, в ставке Эйриха, — закивал Сар. — Закованный в броню
великан, вооружённый тяжёлой секирой. Среди воинов ходит молва, что
Эйрих скармливает ему по три младенца каждое полнолуние, чтобы
поддерживать в нём такую невероятную мощь...
— Эйрих-Эйрих-Эйрих... — Гонорий
попытался вспомнить, где слышал подобное имя. — Не тот ли это
Эйрих, который был на ипподроме, когда совершалось покушение на
моего брата? Олимпий! (4)