Ну а что? Надо же знать, что
заставляют слушать заключенных. Классика, наверное, что-нибудь
общепризнанное: Вивальди, Бетховен, Моцарт. Моцарт, говорят, вообще
благотворно действует на психику, его даже душевнобольным
включают.
Шеф участка бессильно вздыхает и дает
короткую команду в коммуникатор на запястье. Ему кто-то отвечает, а
потом…
— О. Мой. Бог! — вырывается у меня,
когда коридор наполняет мелодия, которую не могу описать иначе,
как: «тыц-тыц-бамс».
Ты разбила мои мечты.
Виновата во всем лишь
ты.
Трупом я лежу под столом
И во всем получил облом…
— Выключите, пожалуйста!
Кажется, начинаю понимать, почему тот
парень обнимался с унитазом. Это же просто кровь из ушей! Мало
того, что музыка — яркий пример примитива, а молодой мужской голос
вызывает ассоциацию с котом, которому наступили на причиндалы. Так
еще и текст уровня третьеклассника с задней парты.
— Это новый метод пытки? — спрашиваю
на полном серьезе, когда снова становится тихо.
Лицо Маккинзи вытягивается — не
ожидал от меня такого вопроса в лоб. Потом возмущенно
багровеет.
— Это песня о любви!
Ну да, а поет ее, похоже, сын
какого-нибудь мэра или министра. Надо будет поискать в сети —
добавит репортажу местного колорита.
Я тот еще меломан, могу слушать
разное, но на откровенно бездарное у меня аллергия. А на купленную
славу — чуйка, как у собаки. Разоблачающая статья выйдет что надо —
уже мысленно потираю ладони.
— Пришли, — буркает капитан. И лицо у
него такое обиженное, что у меня закрадываются сомнения, не его ли
сынок надрывает гланды на записи.
Передо мной открывают двери, как я
понимаю, допросной и приглашают войти. Шаркаю подошвами тапок
размера этак сорок третьего (свой у меня тридцать шестой) и чудом
преодолеваю высокий порожек, таки не распластавшись на сером полу.
К счастью, тапки не скользят. Ну да грех жаловаться: если бы один
из подчиненных Маккинзи не поделился со мной содержимым своего
шкафчика, щеголять бы мне босиком по холодному пластику. И так в
носу свербит — перемерзла еще в космопорте.
Я не ошиблась, это действительно
допросная. Такая же серая и безликая, как и все здесь. А одна из
стен чем-то неуловимо отличается от остальных трех, и я начинаю
подозревать, что с другой стороны она такая же прозрачная, как и
камеры вынужденных слушать потуги юного дарования бедолаг, мимо
которых мы только что прошли.