Промежуточное между танго и танцем весёлых утят.
Ветка же…
– Просто признай, что жизнерадостность нашего цветка тебя
бесит, поскольку твоей морде до жизнерадостности далеко, – Андрей появляется
тоже незаметно, устраивается по другую сторону.
И на раскинутый внизу танцпол мы теперь взираем втроём.
Смотрим, как танцует Север.
Двигается слишком… свободно, легко и естественно, а
оттого соблазнительно. Сливается с ритмом, вырисовывает бёдрами восьмерки и
руки вскидывает.
– С жизнерадостностью у меня всё хорошо, – я заверяю,
приговариваю пойло Ника залпом, но зубовой скрежет правду выдаёт.
А огненное зелье не заглушает горечь.
Боль?
Нет, скорее обиду.
Которой вторит извечный вопрос: «Что ещё ей надо было?»
Впрочем, на сие Ира перед уходом ответила, объяснила,
дождавшись меня с дежурства, доступно, что надо ей было нормальных отношений.
Совместных вечеров.
И нормированного рабочего графика, который не будет
предусматривать звонков в третьем часу ночи, выходных на работе и внеплановых
дежурств.
Вообще не будет дежурств.
И самой больницы.
Вот только от больницы я не откажусь, поэтому выбор она
сделала за нас двоих и на опереженье. Оставила меня с работой, которую я – «Не
спорь, Дима, это правда, ты знаешь» – люблю больше, чем её, Иру, и ушла.
За три дня до Нового года.
В новый год с новой жизнью…
– Забей, Иркой больше, Иркой меньше, – Андрей советует
великодушно, – Ир будет много. И все уйдут. Мы – хирурги, кобели, если верить
нашей старшей, поэтому расслабься.
Прояви кобелиную натуру и за Квету, – что, правда,
взрослая и даже не сестра, – волноваться перестань.
Хороший совет.
И я почти соглашаюсь ему последовать, возвращаюсь за
стол, где ещё раз выслушиваю ободрения и узнаю, что Ирка сразу была мне не
пара.
– Она мне никогда не нравилась, – Алиса уверяет пылко.
– Потому что сначала вещалась на Ника? А вешалки Ника
тебе всегда не нравятся? – Андрей ехидничает, невинно и невзначай.
Шипит обиженно, когда получает мыском туфли по ноге.
Алиса же невозмутимо показывает ему язык.
– Детский сад через два поворота налево, – Ник сообщает
меланхолично, перехватывает её, затаскивая к себе на колени, и подбородок, не
обращая внимания на угрозы, кладет Алисе на плечо.
Она же фыркает.
Надувается обиженным хомяком, но уже через минуту тычет
Ника под рёбра и в сторону барной стойки кивает. Там, Снегурочка – судя по
голубой шапке и двум тёмным косам – флейрингует бокалом и бутылкой, что
взлетают, вращаются в воздухе, перехватываются непринужденно, чтобы снова
взлететь и немыслимое па выписать.