Ника почувствовала, как её губ
коснулось что-то холодное, и приоткрыла рот. Очень хотелось пить.
Но живительного глотка не дождалась — вода пролилась, потекла по
подбородку, шее, впиталась в ворот сорочки.
— Что ты делаешь, безрукая, —
недовольно отчитали неумёху.
Шеи больной коснулась грубая ткань,
прошлась по коже наждачной бумагой.
Ника зашипела и вскинула руку к лицу.
Что-то было не так. Что именно, понять не могла. С трудом разлепила
веки, повернула голову на голос и сфокусировала взгляд на лицах
женщин, стоявших у её кровати.
Одна из них, немолодая, хорошо
одетая, с величавой осанкой, подалась к ней и коснулась прохладной
рукой её щеки:
— Очнулась, дорогая, — улыбнулась
мягко. — Вот и славно.
— Я же говорила, что всё будет
хорошо, — выдохнула с облегчением вторая — молодая, высокая, слегка
сутулая. Её голову полностью покрывал большой и свободный
белоснежный чепец. Его накрахмаленные тесёмки ниспадали на плечи. —
Надо бы ей сорочку сменить.
Ника присмотрелась к одежде молодицы,
сминавшей в руках тряпку. Корсаж? Точно, корсаж, который по цвету и
фактуре контрастирует с платьем и зелёным передником. Жуткая
безвкусица!
Старшая женщина потянула за длинный
тонкий шнурок, крепившийся к её поясу. Сняла с крючка связку ключей
и подала молодице:
— Смени. Возьмёшь из тех, что сшиты
из набойки*, доставленной нам из
Ост-Индии.
На конце шнурка Ника заметила
небольшой кинжал в ножнах, игольницу и ножницы.
Воздух пришёл в движение; вспыхнул и
затрепетал яркий язычок пламени керамической масляной лампы.
Ника глянула на неё, стоявшую на
круглом прикроватном столике. Где-то она видела такую. Где,
вспомнить сию минуту не смогла и вновь переключила внимание на
старшую женщину.
На тёмно-синей ткани её глухого с
пышной юбкой платья выделялся белый, стоячий, туго накрахмаленный
воротник с кружевными вставками. Такие же широкие манжеты украшали
узкие рукава. Пышные седые волосы заплетены в сложную причёску из
множества завитых локонов и косичек. Чистое, гладкое, хоть и
немолодое лицо, сохранило остатки былой красоты. Сколько ей лет?
Пятьдесят? Шестьдесят?
Ника ничего не понимала. Отчётливо
помнила, как после разговора с соседкой зашла в квартиру Грачёва и
там... Она вздрогнула и расширила глаза. Ромка… Помнила его взгляд,
полный предсмертной тоски, вытекающую из раны кровь.