– Посмотри-ка, – сказала я Гришке, заскочившему в мой кабинет перекурить, – полюбуйся.
И кивнула на листочки, разложенные на столе.
– Что это? – заинтересовался Гришка. Он взял несколько листков и принялся рассматривать.
– Экспонаты выставки детского рисунка, – пошутила я.
– Причём учеников коррекционной школы, – подхватил тональность Гришка. – Это ты патрульных тестировала? – догадался наконец.
– Так точно. Тест «Несуществующее животное». Как тебе эти зверушки?
– Жуть, – отозвался Гришка.
Он с интересом рассматривал рисунок рядового Гасана Тархунова. На нём был изображён сказочный персонаж культуры, близкой Тархунову, – дэв. Или, может, циклоп? Монстр покрыт шерстью, у него когти на всех конечностях (хотя стоит он на задних лапах), оскаленная зубастая пасть и огромный глаз во лбу.
– Они должны были дать животному имя и приписать, чем оно питается, – добавила я.
– «Людоёт, – прочитал Гришка. – Питается людми». Видимо, Тархунов не лишён чувства юмора!
– А я боюсь, что лишён… Гриша, нарисуй и ты что-нибудь.
Гришка пожал плечами, сел за стол напротив меня, взял листок бумаги и карандаш. И принялся рисовать. У него получился добродушный сидячий динозаврик, пузатый, пучеглазый, с оттопыренной нижней губой, похожий на самого Гришку. Галюнчик – так назвал его Гришка. И приписал: «Питается смехом».
– Нет, – возразила я, – так не пойдет!
И, выхватив у него из рук рисунок, подправила имя, добавив мягкий знак. Теперь зверёк назывался Гальюнчик.
– Стерва ты, – заметил Гришка. И, увидев, что я подписываю его работу: «Июль 1998 года, мент-кадровик Г. Н. Стороженко», добавил: – Вдвойне стерва!
Я расхохоталась, даже как-то злорадно. Почему-то задевала мысль о том, что, даже рисуя несуществующее животное в кабинете психолога, Гришка продолжает думать о Галке…
А впрочем, какое мне дело?
Расцветшее незаметно лето оказалось таким, как надо: в меру жары, в меру дождей. Июль был приветливым, тёплым и ненавязчивым. В супружеской жизни на событийном уровне не происходило ничего. Мы с Лёшкой за год исчерпали все темы и тяготились совместным проживанием с мамой. Гормональные встряски, поцелуи и объятия всё ещё примиряли нас, сглаживали острые углы. Правда, вечное мамино присутствие осложняло и эту сторону жизни.
А Гришка вдруг собрался изменить Гале с пухлой девочкой из следствия, работавшей у Гали «на подхвате». Было непонятно, зачем это ему. От скуки, видимо.