К счастью, ничего у компании не
получилось, а ситуация резко поменялась: юный Лещинский получил три
глубоких пореза через все лицо, потеряв глаз, половину носа и часть
нижней челюсти, потому что сестренка инициировалась как кицуне.
Реципиент, кстати, оказался тем еще дерьмецом со всех сторон –
когда сестра обратилась и пошла кровавая жара, он просто выпрыгнул
в окно, бросив остальную компанию на растерзание.
Вот только сбежать никто не смог – ни
Наоми, ни реципиент, охрана поместья оказалась весьма серьезной.
Кино «воспоминаний» на этом подошло к концу: именно после той
вечеринки реципиент с сестрой и оказались на поляне ритуала,
который проводили сестры Лещинские под руководством наставника.
Теперь мне стала хорошо понятна
ненависть во взгляде Наоми – когда она, находясь частично в
звериной форме, едва на меня не кинулась. Похоже, чудо отвело –
ведь получается, на тот момент я только-только ее предал, это было
первое наше общение с того момента, как «я» привел сестру в усадьбу
Лещинских.
В больничной палате от броска Наоми
меня спасла случайная глупость, моя привычка бездумно сначала
делать и только потом включать голову. Там, в палате, сестра была
ведь готова растерзать меня. Но: «Ты же Наоми, да?» – именно этот
вопрос ее остановил. Не затупи я тогда подобным образом, точно
бросилась бы.
Это называется повезло.
Мысли «моих воспоминаний» мелькали
легко, потому что восприятие и появление картинок из памяти
реципиента оказалось поставлено на паузу. Так, понятно почему –
светловолосая дознавательница, о которой я уже успел забыть, просто
шла к нужному событию издалека, постепенно сживаясь со мной и моими
воспоминаниями. Все, теперь мы на месте – сейчас дознавательница
двигается дальше осторожно, никуда не торопясь и буквально
покадрово восстанавливая картинку.
Я сейчас видел самое начало ритуала –
причем поза реципиента оказалось точь-в-точь такая же, какая была у
меня на пляже во время удара молнии. Ну да, и молния здесь так же
ударила, когда барон Горанов в попытке исправить первую ошибку
Марии пытался сохранить ментальный конструкт.
В этот момент душа реципиента и
погибла, будучи сожженной, а в теле оказался я. Дальше я уже
смотрел на то, что видел сам: вот меня загибает, что аж едва не
трещат кости, вот падаю на колени у лежащей в беспамятстве
сестренки, деревянно хватаю ее за ягодицы. Вот смотрю на отливающие
жидким серебром серебряные волосы, вот раздается хлопок, когда
включается «эффект кнута», когда сестер Лещинских отбрасывает от
меня прочь.