Вот и сейчас, Мэгги, шмыгая носом, ползала по полу и подбирала лоскуты, прижимала их к лицу, утирала ими слезы. После долгих рассказов и уговоров она поверила мне.
— Что теперь будет? — спросила она, в изнеможении сев на пол, выпустив из рук подобранную ткань.
— Не знаю, — хмуро ответила я, откладывая в сторону ножницы и недорезанное платье.
— Зря вы так с платьями, госпожа, — вздохнула служанка. — Сами не хотите носить, так отдали бы кому-нибудь. Такие красивые… эх… — махнула она рукой.
— Ты говорила, что придумала, как мне сбежать, — напомнила я ей. Теперь, когда правда об отце вскрылась, меня здесь больше ничего не удерживало.
— Да, — снова вздохнула та. — Я тут узнала, что одна из крестьянок родит со дня на день.
— А я тут при чем? — не поняла я план Мэгги. — В деревне есть повитуха, а я никогда не принимала роды.
Мы обе сидели на полу в окружении вороха испорченной ткани. Я смотрела на дело рук своих, и мне становилось стыдно за собственную несдержанность.
— Прости меня, — обратилась я к служанке. — Не знаю, что на меня нашло.
— Что вы, госпожа! — взмахнула она руками. — Я так люблю вас! Разве я могу на вас сердиться?! — я грустно кивнула, а Мэгги продолжила: — Им необязательно знать, что вы никогда не принимали роды, — заговорщицки зашептала она. — И потом, вы лучше всех знаете травы. Мало ли какая помощь может потребоваться роженице?
— Возможно, ты права… — тихо согласилась я с ней.
Я смотрела, как солнце покидало небосвод, и тьма сгущалась за окном. Я размышляла над словами отца, что раз мне удалось сохранить девичью честь, значит, я смогу пригодиться ему. И чем больше я об этом думала, тем сильнее мне хотелось сорвать его планы. Нет, отец, ты не сможешь использовать меня в своих делах, как использовал Генри.
— Помоги мне, — я повернулась к Мэгги спиной.
Когда она расшнуровала мне платье, я надела шелковую сорочку, и, накинув сверху халат, выскользнула за дверь, не обращая внимания на удивленный возглас служанки:
— Куда же вы?!
Невероятно, но священнику удалось сбежать. Посланные за ним наемники вернулись ни с чем, видимо, он ушел какими-то тайными, только ему известными тропами. Я велел обыскать все дома в деревне и прочесать лес, но пока еще было рано говорить о результатах. Перед глазами стояла Марисоль, с заплаканным лицом, явившаяся ко мне сразу же, как узнала правду о совершенном преступлении. Я не ошибся в ней, между отцом и истиной, она выбрала истину, и я чувствовал облегчение, будто с души упал огромный груз.