«Стоп! — одернула себя Ханна, отступая в кафетерий, за дверь. —
С какой стати меня в эти дебри понесло? У меня что, своих проблем
мало? Какое мне дело до матери Йонаша и его обеденного рациона?
Блинчики с печенкой прошли проверку качества и считаются
съедобными. Именно на них до сих пор никто не пожаловался — никому
поперек горла не встали. Да, я не выгоняю Шольта, но на этом надо
остановиться. Прочертить линию и дальше не заходить».
Дала себе слово и тут же начала прислушиваться — на веранду
явился огнеборец, на досуге рисовавший тыквы. Он выслушал просьбу и
потребовал от волчьего семейства кисточки, краски и бумагу.
— Я что, пальцем на столе рисовать буду?
— Не подумали, — признал Шольт. — Сейчас купим. Куда
принести?
— Сюда и несите. Наберете номер, я спущусь.
— Что с меня? — деловито спросил Шольт, обмениваясь с огнеборцем
номером телефона.
— Не торопись. Сделаю — сочтемся.
Огнеборец ушел. Волчье семейство доело то ли поздний обед, то ли
ранний ужин, поделило деньги — Йонаш оставил Шольту сотенную
купюру: «А вдруг ты кофе захочешь? Выпьешь» — и разбежалось в
разные стороны. Ханна отметила, что пацан соображает получше отца.
Вытребовал же себе телефон спасателя со словами: «Пап, ну и как я
ему позвоню, когда бумагу принесу? Звонить тебе, чтобы ты
перезвонил? А если вас по тревоге поднимут?»
Она повернулась на оклик Снежки, изгоняя из головы Шольта,
Йонаша, натюрморты и чужие заботы. Сказала же уже себе — своих
хватает.
Рисовальные принадлежности легли на столик через час. Серьезный
Йонаш заказал себе чай и слойку с малиной, вызвонил
спасателя-огнеборца и столкнулся с обстоятельствами непреодолимой
силы. Разговор по громкой связи прослушали все посетители и
сотрудники кафетерия — в том числе и Ханна, дававшая себе слово
отгородиться от чужих проблем.
— Мы сейчас в район выезжаем, на лесной пожар. Вернусь —
нарисую.
— А когда вернетесь? Примерно?
— Через трое суток, не раньше. Там проливать и проливать, две
горы уже пылают. Весь резерв туда сгоняют, ветер переменился. Еще в
обед думали — обойдется. А вот же...
Йонаш расстроился — рисунки надо было сдать через день-два.
Вздохнул, сложил бумагу и краски обратно в пакет. От печи раздался
голос Снежки, разогревавшей слойку с малиной:
— Эй, мелкий! Если тебе на уровне средней школы, я могу
нарисовать.