Да и... если быть честной, они с Шольтом не питали друг к другу
приязни. Тот факт, что Ханну записали временной добровольной
опекуншей, Шольт переживет — если выйдет из больницы на своих ногах
или лапах. Примет объяснения Анджея и Полины, и озаботится поиском
другой опекунши — попросит жену Кшесинского или дочь Новака. А
реальное, не бумажное вторжение в свою жизнь, скорее всего,
воспримет как смертельную обиду. И начнет изводить тонной придирок.
Спасибо, нет.
За неделю — последнюю неделю лета — Ханна трижды видела Мохито.
Один раз в форме, без капюшона и скрывающего лицо шлема. Давнее
ранение оставило неизгладимые следы — изуродованное ухо, толстые
жгуты шрамов на челюсти и шее, извилистые проплешины в волосах.
Медведь по-прежнему внушал страх, и Ханна не осмелилась спросить у
него ни о здоровье Шольта, ни о самочувствии Йонаша. Не зная
совсем-совсем ничего, может быть, и спросила бы. Но Снежка успевала
и обслуживать голодных посетителей, и собирать сплетни, поэтому без
ежедневной дозы информации Ханна не оставалась.
Шольт пережил обращение под медицинским контролем, менял тело
почти сутки, чуть не загнулся от шока, но все-таки вцепился в
жизнь, не оставил Йонаша круглым сиротой. Сейчас волка с пришитой
лапой погрузили в искусственный сон, а в начале осени планировали
разбудить и допустить к нему первых посетителей. Реабилитация после
реплантации обещала быть долгой, но не в больнице, а дома, с
регулярным посещением врачей. Желающие навестить Шольта начали
заранее записываться в очередь, на что Анджей и Деметриуш Новак
хором заявили, что в больницу таскаться незачем: раз Шольт не
подох, то дальше уже не подохнет, а кто соскучился, тот в период
реабилитации на него насмотрится.
Второго сентября Ханна увидела с балкона машину Полины,
проследила сквозь ветви липы, как Йонаш выбирается с заднего
сиденья и попадает в объятия Мохито. Парочка сначала ушла на
территорию части, в общежитие, потом отправилась в школу: Йонаш в
наглаженной форме и с новеньким рюкзаком, Мохито в брюках и
неизменной толстовке с капюшоном.
Снежка поднапряглась и собрала ворох сплетен, касавшихся чужого
прошлого. Мохито подорвался в столице, на разминировании поезда
метро. После лечения сменил место службы, город выбрал из-за
подходящего климата. Здешние лисы и волки приняли его в штыки,
одарили валом неприязни, открыто заявляли, что подорвавшийся сапер
в отряде — это не к добру. С Мохито никто не желал соседствовать и
сидеть рядом в столовой, пока в общежитие не явился второй изгой с
полуторагодовалым сыном. У Шольта к тому времени репутация была
изрядно испорчена, в отряд его взяли благодаря снисходительности
Деметриуша Новака — поговаривали, что тот таким образом расплатился
с Розальским за старый должок. Мохито не испугался соседства с
ребенком, который может расплакаться и раскапризничаться. Шольт был
рад найти добрую душу, не поминавшую ему брак с наркоманкой и
лжесвидетельство. Два изгоя сдружились. Держались особняком, по
очереди водили Йонаша сначала в ясли, потом в садик. Распределили
хозяйственные обязанности. Со временем влились в коллектив, но,
все-таки, держались немного особняком. И не желали разъезжаться,
хотя Деметриуш предлагал Шольту служебную квартиру. Закон не
позволял оформить Мохито временным опекуном на случай ранения
Шольта — альфам чужих детей не доверяли. На помощь пришла Полина —
её средний сын и Йонаш вместе ходили в детский сад. Второй
опекуншей формально записали какую-то волчицу-полицейскую, а теперь
Ханна под руку подвернулась. Так же формально. Потому что без нее
справлялись, и дальше проживут.