Времени стало не хватать. Для себя Ханна могла приготовить
спустя рукава, перекусить салатом из кафетерия и оставить на столе
крошки, потому что ее срочно позвали вниз, к поставщику. Кормить
Йонаша чем попало, да еще не на идеально убранной кухне —
нет-нет-нет, этого было делать нельзя. Контурные карты почему-то
отъедали изрядный кусок бытия. Карандаши постоянно ломались, Ханна
путалась, закрашивала разметку неправильным цветом, стирала, снова
закрашивала... и это всё вперемешку с работой, беспрестанно
теряющимися накладными, консультациями с бухгалтером и
накапливавшейся стиркой.
В субботу вечером Ханна сдала Йонаша с рук на руки Мохито,
получила бурчащую благодарность и обещание помощи «в случае чего».
В воскресенье, закончив домашние дела, поехала к родителям, и,
вернувшись, с удивлением обнаружила, что квартира пропиталась
запахом волчонка. Это не раздражало, но чувствовалось, как след от
соринки в глазу. А в круговороте дней запах казался незаметным.
«Надо будет разложить коробочки с отдушкой и хорошенько
проветрить. Потом, когда всё закончится».
В понедельник Ханна не видела ни Йонаша, ни Мохито, да и слава
Хлебодарной, своих забот хватало: в кафетерий явился санитарный
инспектор, за ним — следователь, сообщивший, что передает дело в
суд, и посоветовавший ждать повестки. Ханне вручили ксерокопию ее
показаний — «освежите перед судом, чтоб не путались» — и предрекли,
что осквернителям кафетерия, скорее всего, дадут условный срок.
Вкупе со штрафом.
Взрыв дымовой шашки, крашеное пшено и ленты теперь казались
чем-то мелким и совершенно неважным. Ханна не могла понять, почему
она переживала и расстраивалась: никто не ранен, не погиб...
чепуха.
Долгожданные осенние дожди затянулись. Люди и оборотни быстро
заскучали по солнцу, начали ругать раннюю темноту. Дождь сбивал с
деревьев еще зеленые листья, золото осени где-то потерялось — прямо
как неуловимый клад клана Светлых Крестов. Утро вторника хоть
немного, но порадовало: дождя не было, и Ханна, позволившая себе
поспать лишний час, рискнула выбраться на балкон. Мокрая липа
грелась под лучами солнца, асфальт подсыхал, очерчивая границы
глубоких луж. По улице сновали вояки и прохожие, за углом
заливалась сирена пожарной машины — обычная, привычная жизнь.
Волка в пластиковом корсете и с лубком на передней лапе Ханна
увидела сквозь нижние, поредевшие ветви липы. Тощий зверь брел по
тротуару шатаясь, приваливаясь к стене, чтобы отдохнуть. Кофе встал
поперек горла, от возмущения, смешанного с недоумением:
«Хлебодарная, да кто же заставил бедолагу выйти на улицу? Ему
лежать надо! Где врачи, благотворительные фонды, социальные службы?
Что это за безобразие?»