Головкин прошёл по штабу и сел за стол, задумчиво глядя на
Румянцева. Как же быстро молодежь переняла привычку Петра
Фёдоровича так коротко волосы стричь. Даже уши с шеей не прикрывает
причёска. Сам-то он до сих пор оставался верен пышным парикам.
Ладно ещё Криббе, который свои длинные темные волосы лентой
перевязывал, а тут... И Головкин неодобрительно покачал головой.
Никогда он не поймёт этого аскетизма, который проповедовал Пётр
Фёдорович, и который с такой охотой подхватывали его молодые
подданные.
Но рассуждать про нравы молодежи ему не дал штатгальтер, который
вошёл, в сопровождении своего советника и секретаря, и сразу же
прошёл к столу, расположившись напротив Головкина. Александр
Гаврилович поджал губы. Сколько нужно было ещё раз сказать этому
болвану, чтобы тот понял — переговоры он будет вести с графом
Румянцевым. Именно Пётр Александрович будет определять, какая плата
будет достойна за спасения республики. Переубеждать он никого не
стал, просто поднялся со своего места и пересел на соседний стул,
предоставляя возможность Румянцеву расположиться напротив
Вильгельма и начать переговоры.
— Что вы хотите, граф, за помощь в усмирении толпы? — устало
проговорил Вильгельм. Он впервые оказался наедине с подобными
трудностями и совершенно не знал, что нужно предпринять. Надежды на
милицию, которая должна была охранять прежде всего его самого и
олигархов разбились вдребезги, когда прямо на его глазах стражи
порядка перешли на сторону бунтующих.
— Вы слишком откровенны, вам не кажется, ваше высочество? —
Румянцев слишком много времени провёл с Петром, чтобы не перенять
манеру императора разговаривать с собеседником.
— Я не вижу смысла тянуть ещё дальше. И так понятно, что наши
союзники не придут, и не помогут нам. А если мы ничего не
предпримем еще пару недель, то в итоге получим только пепелище на
месте некогда богатой и процветающей сраны. Олигархи взывают меня о
помощи. Власти провинций каждый день шлют гонцов, из которых до
меня добирается едва ли каждый шестой. По всей стране рыщут
озверевшие банды. А тех же олигархов и провинциальных властей с
каждым днем становится всё меньше. практически никто сразу не
сбежал, просто не верили, что эти выступления могут вылиться вот в
такое. А теперь уже поздно. — И он закрыл лицо руками.