А когда закончились тосты, песни, шухер и драка, начал
помаленьку вступать в свои права суровый быт, которому, в отличие
от нас с вами, романтичных и покладистых, никакого дела нет до
любови или каких бы то ни было еще глупостей. Тайанне, хоть и
провозглашала себя великой аскеткой, жить привыкла на широкую ногу
и не мирясь с гоблинским бедламом, когда одна и та же тряпка тебе и
простыня, и одеяло, и полотенце, а при нужде также носовой платок и
туалетный лопух. Соглашаясь на рай в шалаше, она и в мыслях не
держала, что основные семейные шалашиака родовое
имение бывают менее чем на двенадцать комнат, четыре из
которых отведены для прислуги. Хастред как мог старался
соответствовать, но вся его оседлая жизнь проходила доселе в
обветшалой мансарде, так что о постановке жития на широкую ногу он
имел мало представления. Конечно, нужда научит калачи печь, но
каким делом могут промышлять сразу двое грамотных, одна из которых
к тому же любит привлекать к себе внимание, а второй, наоборот,
всему на свете предпочтет пиво в темном полуподвальчике?...
Первым делом они перебрались из заштатной Копошилки на задворках
мироздания в просвещенную часть Дримланда, в королевство Лульша, и
открыли в стольном граде Паршиве музеум. Выставляли всякие
диковинки, которых можно было в изобилии нагрести по старым рынкам
и закромам того же генерала, щедро предоставленным на разграбление.
Про половину штучек генерал сам не мог припомнить, откуда они
взялись и какая у них предыстория, а применять к каждой заклинание
идентификации, требующее истолченной в чашке вина жемчужины,
оказалось финансово невыгодно и непрочная эльфийская печень быстро
начала побаливать. Какое-то время Хастред успешно сочинял истории
про каждый сломанный кинжал и след вполне заурядной лапы,
выдавленный в пласте окаменевшей грязи, а Тайанне, хоть и костерила
его за неуместный полет фантазии, но озвучивала эти его побасенки,
водя по залам экскурсии. Но спустя недолгое время выяснилось, что
людям музеум буквально побоку и коммерческого успеха он не
приносит, а приносит наоборот сплошные убытки и расстройства —
посещали его либо уж совсем экзальтированные дамочки, что с
горящими глазами просили рассказать поподробнее про героев былых
времен с уточнением интимных деталей, либо юные сосунки, норовящие
стибрить экспонаты. Совсем тяжко стало, когда в городе открылась
коллегия местной золотой молодежи с покупными дипломами, и в
музеуме начали появляться эти самые, ну вы их знаете — с
саркастично перекошенными лицами и святой уверенностью в том, что
все вокруг плевка их не стоят, а в чем они хороши — объяснить не
могут, ибо в косном вашем языке таких слов нет, а с их возвышенного
это не переводится. Из приличных мест в городе были только вертеп,
работающий лишь вечерами, ресторация, куда надменных не пускали,
дабы не портили пищеварение солидным, особняк губернатора,
известный пыточными подвалами и потому не ставший желанным местом
визитов, да несчастный музеум, где было вполне можно встать
посреди, тыкать пальцами и громко рассказывать, почему сия пуговица
плод пропаганды и невежества, а вовсе не могла быть от парадного
камзола исторической персоны. Раз и другой Хастред выходил
потолковать и был неприятно поражен концентрации придури в отдельно
взятой нерадивой тушке, а на третий толковать не стал, а взял по
персонажу в каждую руку, вывел их на улицу и, разогнав, влупил в
каменный забор с такой силой, что каменщики по сию пору спорят
насчет количества задействованных мамонтов.