Разве что мелькнула в темноте знакомая хламида с капюшоном, так
живо напомнившая давешнего воришку, отравившегося украденным
мясом.
…А Амфитрион избегал встречаться глазами с женой и брел на
подгибающихся ногах, понурив голову. Впервые за много лет он был
побежден. И сейчас они идут домой лишь благодаря неведомому
покровителю, к которому Амфитрион испытывал явную неприязнь — хотя
изо всех сил старался испытывать благодарность.
Горечь поражения, увы, не становилась слаще, когда он думал о
числе поверженных врагов и о том, что один из них — возможно, не
совсем человек.
Если бы все повторилось — Амфитрион знал, что ударил бы его
снова.
— О боги, — глухо пробормотал Амфитрион, — за что?..
Вопрос был глуп и наивен; он прекрасно понимал это, но не
спросить не мог.
— Надо ехать в Дельфы, — срывающимся голосом отозвалась Алкмена,
незаметно поддерживая шатающегося мужа. — Надо спросить пифию в
святилище Аполлона. Это последнее, что нам осталось.
Амфитрион помимо воли представил себе Аполлона в своем облике и
в постели Алкмены — и понял, что не хочет ехать в Дельфы.
Абсолютно.
7
Отговорить Алкмену от поездки к оракулу не удалось — в ней
проснулось наследственное упрямство Персеидов, а Амфитрион знал по
собственному опыту, что в таких случаях дальнейшие уговоры
бессмысленны.
Тем более что Алкмена, будучи на пятом месяце, чувствовала себя
прекрасно, заметно округлившийся живот носила с величавым
достоинством и вообще ничем таким не отличалась от Алкмены прежней,
если не считать неожиданной любви к родосским копченостям. На
фессалийские, после того случая на базаре, она даже смотреть не
могла.
Амфитрион скрепя сердце согласился — хотя не мог избавиться от
мысли, что совершает чудовищную ошибку, потакая прихоти жены
обратиться за пророчеством к Аполлону Дельфийскому или любому
другому божеству, одно из которых походя, из минутного любопытства,
растоптало их семейное счастье.
Впрочем, Алкмена ничего не знала о его терзаниях и лучилась
радостью, ласкаясь к мужу… а муж избегал ее, отговариваясь
занятостью, боясь даже намеком дать Алкмене понять причину своей
угрюмости, — и жалел Амфитрион лишь об одном.
Что за долгие годы жизни своей, жизни внука Персея, сына одного
из царей микенских, воина, убийцы поневоле, изгнанника, мужа,
полководца-лавагета, — что за эти годы он не научился двум
вещам.