- Ведь вы мои родичи, как я могу не заботиться о вас? И, как ты
правильно заметил, я беспокоюсь о ВСЕХ обитателях вежи, к которой и
сам отношусь. Так что с чего бы я должен был забывать себя? – с
ехидной улыбкой произнес Ченегрепа, а потом добавил: – А теперь
оставь меня, мне еще нужно другие расчеты произвести.
Когда хмурый Костук вышел от Ченегрепы, Матвеев понял все в его
взгляде. Он поблагодарил половца за помощь и пошел прощаться со
своим другом. Николе долго собираться не надо было – он взял с
собой пару истоптанных сапог, которые нашел где-то в походе, да
маленький мешочек с родной землицей. Сергей застал его, когда тот,
уходя, прощался с торками, а те угрюмо махали руками ему в
ответ.
- Ну, прощай, брат Сергий! Пускай Ангел-Хранитель оберегает тебя
на всех путях. Надеюсь, Господь приведет еще нам с тобой
свидеться…
- Удачи и тебе, брат Никола! Благодарю, что ты помог мне выжить
в половецкой веже и при этом не сойти с ума от печали и уныния.
Пусть и тебя охраняют ангелы на твоем пути.
И они обнялись крепко, как родные братья перед уходом на войну.
Серега за это время настолько успел привыкнуть к Николе, что ему
было невозможно представить, как он будет дальше жить в этом пока
еще незнакомом мире без своего единственного друга, собеседника и
проводника. Николе тоже, конечно, жаль было навсегда расставаться с
последним оставшимся в веже русичем, да и с самой вежей, в которой
он прожил не один год. Ведь здесь ему было уже все знакомо, а
впереди находилась лишь пугающая его неизвестность.
Наконец на дорогу выехала повозка с Берендеем, он отдал приказ
сопровождавшим его воинам, и они погнали Николу и еще с дюжину
бедолаг по дороге прочь от Шарукани.
Матвеев какое-то время с грустью посмотрел им вслед, а затем
вернулся к прежней работе, помогавшей отогнать невеселые думы.
***
Следующие несколько дней Сергей провел в подавленном настроении.
Он пытался работать, пытался разговаривать с печенегами и торками,
а также с Костуком, но все равно не мог избавиться от чувства
безысходности. К тому же Костук был постоянно занят поручениями
Ченегрепы, а общаться с пленными кочевниками Сереге быстро надоело.
Конечно, знание половецкого языка было большим подспорьем, но в
полупустом лагере и слушать-то было особо некого. По вечерам он пел
песни половцам, но и их внимание и одобрение не могли его
успокоить. Если раньше у Матвеева была надежда на побег, то теперь
в его голове поселилась твердая уверенность, что остаток своих дней
он проведет рабом у половцев.