– Меня, кстати, Кира
зовут, – мило улыбнулась девушка.
– Я знаю.
Дальше какое‑то время мы шли молча.
Она периодически останавливалась, фотографировала понравившийся вид
и опять догоняла меня.
Солнце припекало все жарче, и над
белыми вершинами стали клубиться облака. Их легкие тени скользили
по склонам и растворялись среди теней долины.
На пологом участке земли паслась
лошадь с жеребенком. Он вскидывал голову, фыркал, мотал коротким
лохматым хвостом и, смешно выбрасывая вперед ноги, бегал по
загону.
– А меня уверяли, что лошади
здесь не водятся, – рассеянно заметила Кира, роясь в
кармане.
– Их очень мало. Но в старинных
легендах говорится, что раньше в Кайлате разводили коней и даже
продавали их. В горах живет народность, которая до сих пор
называется «таманг», что переводится как «продавец скакунов». И при
дворе императора именно таманги работают в конюшнях. Но теперь в
основном грузы перевозят на эбо. И на людях.
Она усмехнулась, словно услышала
забавную шутку, вынула из кармана шоколадку, искоса взглянула на
меня, но ничего не сказала.
Следующие полчаса пути Кира
сосредоточенно размышляла о чем‑то, даже перестав фотографировать.
Хмурилась, пару раз с легким недоумением посмотрела на меня,
покачала головой в ответ на какие‑то размышления и внезапно
спросила, лучезарно улыбаясь:
– А в поселке ты где
остановился?
– На нижних террасах, –
ответил я, уже прекрасно зная, к чему ведет этот разговор.
– Не возражаешь, если я составлю
тебе компанию? – В ее голосе не было ни малейшего сомнения в
моем утвердительном ответе.
Кира кокетничала так, словно решала
математическое уравнение. Уверенно и стандартно. Предмет она
вызубрила на «отлично» и теперь прекрасно знала, в какое место
формулы своего флирта подставлять взмах ресниц, улыбку или
взгляд.
– Не думаю, что это хорошая
идея, – сказал я мягко.
– Почему это? – совершенно
по‑детски обиделась моя собеседница, останавливаясь.
Мимо нас прошли несколько туристов, с
любопытством поглядывающие на пару, выясняющую отношения посреди
трека. Гид, идущий следом, деликатно отвернулся. У местных
считалось неприличным демонстрировать глубокие личные чувства и тем
более наблюдать за их проявлениями.
– Мы только что говорили о том,
что я один из тех, у кого есть душа, – продолжил я. – На
меня находят странные видения, и я часто совершаю нелогичные
поступки.