Выкурив сразу две сигареты в открытое окно кухни, я захожу в
ванную, умываюсь и иду собираться.
К старинному особняку с белыми колоннами я подхожу минут за
пятнадцать. Это здание, известное в Москве как “Дом Ростовых” знают
все счастливые обладатели корочки “Союза Писателей СССР”. Улица
Воровского, которая до и после советской эпохи именуется Поварской,
как раз соединяет старый и Новый Арбат. То есть, сейчас просто
Арбат и проспект Калинина.
В Советском Союзе, чтобы быть писателем недостаточно просто
марать бумагу. Нужно быть признанным коллегами, старшими
товарищами, собратьями по перу. “Писатель” — это такая же
профессия, как слесарь или бухгалтер. Так что одного желания мало,
требуется квалификация.
Чтобы быть причисленным к составу избранных, надо не просто
публиковаться в журналах и получить известность, но и пройти
специальную аттестационную комиссию. В составе моей, например,
присутствовала сама Наталья Дурова, знаменитая дрессировщица.
Только потом я узнал, что она ещё и детские книжки пишет.
Прохожу вдоль кованой ограды, вбегаю вверх по мраморной
лестнице, которую можно снимать в кино про балы и дворянские
усадьбы и погружаюсь в круговорот людей и кабинетов.
В редакторской висит густой сигаретный дым, постоянно звонят
телефоны и по ним отвечают сразу несколько голосов. Место Кости
Синицына пустует. Его блондинистая коллега из за соседнего стола
пожимает плечами и я ухожу на поиски, ныряя обратно в людской
поток.
— Евстигнеев, ты почему без носков, — слышу за спиной строгий
женский голос.
На мне по случаю жары надеты сандалеты. Попрошу не путать эту
обувь с несерьёзными сандалиями. Сандалеты — практически то же
самое, что и туфли, но с многочисленными прорезями, позволяющими
ноге дышать. Сейчас в таких на улице каждый второй, если не каждый
первый. Разнообразия в одежде и обуви вообще маловато, но это не
может испортить мне впечатления от возвращения в сильное и молодое
тело.
К тому же в отличие от большинства жертв фабрики “Скороход”,
воспетой журналом “Крокодил”, у меня на ногах чехословацкие “Цебо”.
К ним я надел лёгкие парусиновые брюки и рубашку-поло, которую все
в то время почему-то называли “бобочкой”, с лихим якорем на
нагрудном кармане.
Передо мной возвышается Прасковья Валуйчик, поэтесса и
общественница, дама баскетбольного роста и рубенсовских статей.
Творит она под псевдонимом “Зинаида Фабричная”.