— Что?
Так глупо я давно себя не ощущала. Чтобы не стоять с открытым
ртом, пока муха не залетела, как любила говорить тетушка, я
деловито развернулась, дернула зацепившуюся за куст юбку, поправила
и отряхнула. Правый каблук провалился в грязь, и я заранее
представила, с каким неаппетитным причмокивающим звуком сделаю
следующий шаг. Впрочем, хуже все равно было некуда, мои щеки и так
вовсю горели от стыда за провал.
— Охраняешь, — пояснил чужак. В его голосе звучала явная,
довольная насмешка сытого хищника, который благосклонно решил
поиграть, раз добыча напросилась сама. — Меня или от меня?
«Да больно надо», — подумала я.
— Просто чужаков не люблю, кто-то должен проверить, чтобы ты
случайно не в ту яму не провалился.
— Значит, от меня, — он оторвал руки от земли и медленно
поднялся. Так плавно, как можно сделать только специально. Он не
хотел пугать меня или, напротив, давал время одуматься и
убежать.
Чужак больше не казался мне опасным. Все загадочное очарование
рассеялось вместе с откинутым капюшоном. Он был обычным человеком,
неважно, что там напридумывал Арни или померещилось мне спросонья,
может, и обладал какой-то силой, но она не делала его лучше, не
ставила выше других. Да и медальон, который уныло висел на его
груди, казался лишь обычной, хоть и вычурной безделушкой.
Я выбралась на ровную протоптанную землю, сапог жизнеутверждающе
чавкнул, чем вызвал у чужака нечто похожее на смешок, а мне резко
перестало быть стыдно. Близко я не подошла, остановилась слева и
чуть позади него. Плащ притягивал взгляд, он оказался не
однотонным, на нем черным на черном были вытканы какие-то на
вид бессмысленные узоры. Тонкая, кропотливая и очень долгая работа.
Кончики пальцев у меня неприятно зачесались при одной только мысли
о том, сколько ран такой рисунок после себя оставил. Чужак смотрел
на дом, и я повернула голову, пытаясь понять, что же он там
нашел.
Один этаж, наглухо заколоченные ставни на окнах и чуть
покосившаяся крыша составляли богатство, которое смогло пережить
свою последнюю хозяйку на полтора десятка лет. Ступени на крыльце
провалились — все, кроме одной посередине, словно она еще пыталась
что-то доказать, вступала в битву со временем, самым беспощадным
врагом. От земли по стенам поднималась плесень: дерево сырело в
наших дождливых краях, стоило только оставить жилище надолго без
отопления. Не знаю, сохранилась ли тут вообще печь. Я никогда не
заходила внутрь, а через щели между ставнями трудно было что-либо
рассмотреть, только грязные разводы на чудом сохранившихся
стеклах.