— Не уйдешь? — равнодушно осведомился чужак.
Мне чудился его взгляд, как будто на затылке у него тоже были
глаза, неотрывно следившие не только за мной, но и вообще за всем
вокруг. Не имело значения, в какую сторону я сделаю следующий шаг,
он узнает об этом. Увидит. Сразу же. Заранее.
— Зачем ты здесь? — выпалила я вопросом на вопрос, как будто
побоялась опоздать.
— Это мои владения, — так же холодно ответил он, как будто
официальное уведомление сделал.
— Не может быть.
— Почему? — с вежливой заинтересованностью уточнил он.
Я растерялась. Да, собственно, почему нет? Не могла представить
себе нормального человека, который однажды захочет купить это
место, да и что с ним потом делать?
Чужак на нормального походил очень отдаленно.
Он терпеливо ждал ответа, я пожала плечами, чтобы проверить,
правда ли он был способен видеть меня спиной, реакции закономерно
не получила, мысленно отругала сама себя и пояснила:
— То есть может, конечно, но… Я просто не думала, что кто-то
проявит интерес к дому. В нем невозможно… жить.
Чужак хмыкнул и пошел к крыльцу. Я открыла рот, чтобы
предупредить, но передумала. Самоуверенный человечишка, пусть
сделает свою ошибку, не первую, но эта его точно научит
осторожности.
Он протянул руку и дотронулся до покосившегося облезшего
поручня. Я прикусила нижнюю губу в ожидании, но ничего особенного
не происходило. Чужак переступил через остатки ступеней, поднялся
на крыльцо и остановился перед дверью.
— Не трогай, — не выдержала я.
— Почему? — он откровенно насмехался надо мной, но беззлобно и
со странной, едва уловимой теплотой, как будто приглашал в игру, в
которой не бывает проигравших. Его голос нравился мне все
больше.
На домике лежало проклятие. Вернее, заклятие, но это слово
звучало не так грозно, особенно когда целью его употребления была
попытка отвадить детей от этого места. Некая защита, которую ведьма
установила перед смертью, чтобы нажитое ее предками не досталось
убийцам. Действие защиты я испытала на себе, и сказкой она мне
совсем не показалась. До сих пор она продолжала исправно работать —
никто не мог зайти внутрь дома, попытка вызывала боль, жуткую,
нестерпимую, ломающую тело на тысячи осколков.
Чужак взялся за ручку и толкнул дверь. Та с приветственным
скрипом отворилась.
— Но как?
Меня хватило на два коротких слова, хотя в голове разом возникла
куча вопросов. Много лет, сколько я себя помнила, я пыталась зайти
в этот дом, раз за разом придумывала новые способы, ставила
эксперименты, но ничего не выходило. Все заканчивалось дикой болью,
которая заставляла отползать от крыльца по земле. То же самое
случалось, если посильнее потянуть за ставни на окнах. Не
получилось проникнуть в дом и у остальных жителей Хюрбена, а
пробовали многие, сначала хотели разграбить, потом сделали из
попыток нечто вроде местного аттракциона и пробы для юношей,
ритуала, после которого мальчишки могли с гордостью называть себя
взрослыми. В последние годы интерес к дому сошел на нет. Жизнь и
смерть знахарки остались в прошлом, превратились в скучный рассказ,
который мало кто хотел вспоминать, а дорожка к дому начала
зарастать травой.