Включившись вновь – увидел над собой тускло светящийся потолок
корабельного медотсека и физиономию Вени Фейгенбойма с зажатой по
обыкновению в кулаке эспаньолкой. Физиономия была озабоченная.
–Слышишь меня? – проговорил Веня таким голосом, каким говорят с
детьми и умалишенными. – Моргни, если слышишь. – Я поморгал, и он
расцвел. – Ну, все путем, все замечательно, теперь ты пойдешь на
поправку…
Секунду-другую я размышлял на тему: как в туземном лесу-водоеме,
набитом примитивными земноводными и доисторическими акулами,
оказались медотсек и Веня, кто и зачем их сюда приволок? Затем
все-таки сообразил, где я нахожусь и как все было.
Натурально, меня нашли, а найдя – доставили в медотсек корабля,
где всяким травматикам и место. Тела я не чувствовал –
следовательно, был помещен в ванну с гелем-регенератором. Скосив
глаза, я убедился, что так оно и есть. В гелевой ванне никогда не
ощущаешь своего тела, я это уже проходил. Голова, естественно,
помещается над слоем геля и фиксируется, чтобы врачуемый не
захлебнулся, если он в отключке или ему приспичит поспать.
– Со мной… серьезно? – не без труда высипел я.
– Не очень. – Я знал, что Веня врать мне не станет. – Но сутки
пролежишь как миленький. Кстати, где «бабочка»?
– Взорвалась. Аккумулятор.
– Да ну? – Веня выпучил глаза и даже перестал жамкать в кулаке
эспаньолку. – Слушай, я чувствую себя негодяем…
– Перестань… Ты не мог знать.
– Мог, не мог – все равно. Это я должен был лететь, а не ты.
– Тебя там только не хватало… – Я представил себе, как
долговязый и сутулый Веня Фейгенбойм, совсем не гимнаст и очень
скверный пловец, выжил бы там, где сумел выжить я, и тут же мне
пришлось представить сцену символических похорон с траурными речами
возле топорно вытесанного из песчаника надгробия над пустой
могилой. Останков бы не нашли. – Как твоя лихорадка?
– Прошла. Не поверишь, совсем прошла. Слабаки эти местные
бациллы. – Веня заулыбался. – Если по-честному, еще бы часика три –
и я вполне мог бы лететь.
– Ладно, я помню, что сам напросился, – проворчал я. Язык во рту
уже не лежал студнем, а шевелился нормально, и слова давались мне
без проблем. – Какие еще новости?
– Симпсон всем шею намылила, а Дювивье в особенности, – сказал
Веня. – Он нынче дежурный по лагерю. Говорит, что слышал твою
ракету, но принял за отдаленный гром и не придал значения. То ли
возился со своей почвенной фауной, то ли обед переваривал.
Клянется, что все время был на связи, и если бы что, так он бы
сразу… Откуда ему было знать, что твоя «бабочка» взорвется.
Террористов, мол, здесь нет. Ну, Этель ему и выдала. Ротозей,
говорит, хуже террориста. И три дежурства ему вне очереди. Дювивье,
по-моему, обиделся.