До начала торжеств было еще долго, поэтому лестница была
относительно свободна. Стойко преодолев все семьдесят три ступени,
Солдум облегченно выдохнул и направился к станции вагонеток,
напоминавшей хаотично-ажурное птичье гнездо, прилепившееся под
огромной паутиной расходящихся в разные стороны рельс. Терпеливо
дождался свою, свежеокрашенную в веселый оранжевый цвет и скрипящую
механическими суставами, плюхнулся в кожаное преподавательское
сиденье и прислонил голову к прохладному стеклу.
Он всегда любил воздушные вагонетки. С тех самых пор, как шесть
лет назад впервые здесь оказался и увидел это чудо механической
мысли Академии Наук. Ехал он тогда не в цветном вагоне, а в
неприметном сером, неторопливо везущем будущего преподавателя в
административный корпус. Ехал с выпученными глазами, раскрытым ртом
и сбитым дыханием, искренне восхищаясь открывающимися внизу видами:
закрытыми территориями институтов, бесконечными ангарами цепов,
разноцветными крышами мастерских и водной гладью Двуглавого Залива,
на берегу которого раскинулся яркий, никогда не спящий
Канотан-Садим, город садмов.
Правда, даже тогда у него нет нет да и мелькала мысль, что
тратить безумное количество металла и эйносов на огромную паутину
рельсов это весьма недальновидно и глупо, но… Впечатление она
производила. А большего от нее и не требовалось – учиться в
Академии хотели многие, а воочию узрев достижения ее механиков,
руки отцов сами тянулись к кошелям, а ноги к задницам самых
смышленых отпрысков, чтобы те скорее бежали в ближайший лекторий. И
не смели уходить оттуда, пока не смогут свести дома что то
подобное. Или хотя бы просто похожее.
Вагончик скрипел, ветер переливчато свистел в щели между
неплотно прикрытыми створками дверей, блок двигателей под потолком
басовито гудел, заглушая гомон учеников.
Отсюда, с высоты почти семидесяти шагов, хорошо видно, что
изначально территории институтов закладывались в соответствии со
строгим планом. Что может быть красивее и милее сердцу ученых, чем
идеал часового круга, геометрическая строгость линий, делящих его
на девять равных секторов. Административный, парковый и семь
институтов, каждый со своей расцветкой и архитектурной стилистикой,
огражденные друг от друга непроницаемыми стенами… Реальность, как
всегда, внесла со временем свои коррективы – институты смешивались,
откусывали друг у друга куски земли, взаимопроникали, среди
одноцветных черепичных крыш возводились уродливые времянки
мастерских, лабораторий и новых корпусов, которые красились как
попало, а то и вовсе радовали взгляд вездесущей ржой листового
металла или кое-как обструганными досками.