Этот город не может не нравиться. Историю его возвращения в
состав Риантии Этьен знал со слов Милоша и своих наставников.
Достаточно только заикнуться о красотах Абервика, а каждый уже
считает своим долгом вспомнить и Ренарда, и его доблестные заслуги. Здесь до
сих пор помнили молодого короля, едва вступившего на престол, но при этом
поспешившего приехать на западную границу при первых же волнениях, и помнили,
как самоотверженно вел он своих людей, вытесняя врага с границ родной страны, а
потом и Абервика. Здесь, в тогда еще чужом городе, Ренарда встретили тепло, как
родного – он сделал все, чтобы ни один мирный житель не пострадал от военных
действий. Раненый, голодный, в изношенном камзоле он умудрялся думать о тех,
кому он и королем-то тогда еще не был: в минуты военного затишья сам частенько
навещал раненых солдат и помогал семьям пострадавших, поддерживая и золотой
монетой, и продовольствием, и добрым словом. Теперь же и сам Этьен мог поведать
любому кучу историй, связанных с отцом и этим городом, что и делал, крепко
держа за руку Кристину.
- А в этом доме когда-то останавливался сам Ренард, - показывая
на небольшой неприметный особняк, ничем, кроме огромных трещин, не выделяющийся
среди остальных, проговорил Этьен.
- Разве он не мог позволить себе условия получше? –
удивилась Кристина, разглядывая дом, явно не предназначенный для визитов
королевских особ.
- Мог, конечно. Но не хотел. Считал, что на войне все
равны, будь то король или простой солдат.
- Он был удивительным человеком, - улыбнулась Кристина, и
тут же с грустью добавила: – Жаль, что Филипп ничего не унаследовал от отца.
Они небо и земля, будто не родные.
Ничего не ответил Этьен. Прижал к себе девушку и повел
дальше по узким петляющим улочкам, пока они не вышли на просторную площадь,
кишащую народом: там были и горожане, вышедшие на прогулку, и торговцы, прямо
на брусчатке раскладывающие свой товар, и беззаботные ребятишки, своим веселым
смехом заражающие всю округу. Кристина невольно заулыбалась, глядя на пеструю,
галдящую толпу – здесь жизнь течет, хлещет… Здесь нет боли и страданий,
филипповской грязи, въедающейся под кожу, рисующей морщины на молодых лицах и седину
на некогда пышных темных шевелюрах. Здесь еще жива прежняя, родная ее страна, и
слезы наворачиваются на глаза, стоит подумать, что если не остановить молодого
жестокого зверя, шагающего по стране и убивающего все светлое и доброе на своем
пути, то рано или поздно гниль дойдет и до этих окраин.