В столицу группа Келя прибыла под вечер следующего дня.
Порядком насмотревшись на те ужасы, что оставили за собой
полчища мертвецов, Кель был уверен, что даже вид разрушенного до
последнего камушка Луносвета не сможет поколебать его сердца. Кель
ошибался. Это было больше чем просто боль. Это было непередаваемое
во всех смыслах отчаяние.
Луносвет. Один из старейших городов Азерота. И, вне всяких
сомнений, величайший из них всех. Возведённый ещё самым первым
королём высших эльфов — Дат’Ремаром Солнечным Скитальцем — он
выдержал многочисленные нашествия троллей, все ужасы войны с орками
и даже нападение красных драконов. Ничто не могло пошатнуть его
протяжённых белокаменных стен. Не находилось в мире такой силы,
которой оказалось бы достаточно, чтобы пробиться сквозь окутывавший
столицу Кель’Таласа защитный барьер. Врата города никогда не падали
и не раскрывались перед врагами. А его величественные башни со
шпилями, несмотря ни на что, всегда продолжали возвышаться над всем
остальным миром, демонстрируя гордость и непоколебимость высших
эльфов. Что бы ни происходило, Луносвет неизменно оставался тем,
чем являлся с самого своего основания. Подлинным чудом.
И даже сейчас он оставался верен своей почти семитысячелетней
истории.
Пускай врата его были выломаны. Пускай стены его пали. Пуская
вся западная половина города лежала в руинах. Пускай…
Кель почувствовал, как начали скапливаться слёзы в его
глазах.
Видеть свой дом таким…
Это оказалось тяжело. Очень тяжело. И никакая подготовка не
могла помочь с этой тяжестью справиться. Оставалось лишь стиснуть
зубы и держаться. Простейшим заклинанием Кель заставил все слёзы
без следа испариться и въехал в восточную часть Луносвета с
каменным лицом.
Пускай половина города была разрушена, вторая всё ещё продолжала
стоять. И народ высших эльфов, вопреки всем потерям и пролитой
крови, продолжал жить.
Кель видел их. Своих подданных. А они видели его. Грязные.
Голодные. В изодранной одежде. Исстрадавшиеся как физически, так и
ментально. Они смотрели на него глазами, в которых перемешались
сразу все возможные эмоции. Отвага и страх. Надежда и отчаяние.
Любовь и ненависть. Почтение и презрение.
И всё это сконцентрировалось на одном только Келе. Даже его
свиту горожане, казалось, совсем не замечали, вспоминая о её
присутствии только в те моменты, когда спутникам Келя приходилось
вежливо спроваживать от него особо нетерпеливых и настырных
персон.