То, что солнце уже почти село, ее не волновало.
- Так вот, что я говорю-то, - выплюнул кусок чешуи Колобков. –
Зря твой Гитлер так гнал. Потихоньку, полегоньку, и завоевал бы
себе жирный кусок, и травиться бы не пришлось. А так кончил, как
Наполеон – проглотил больше, чем в горло влезло, на Россию попер
зачем-то... Нельзя на Россию нападать, понимаешь? Мы, русские,
народ добрый и покладистый, но если уж нас рассердить!.. Клочков не
оставим.
- Это есть верно, еще Бисмарк говорить... – сокрушенно закивал
Грюнлау. – В Россия никогда не быть порядок, всегда есть
беспорядок. Русише народ – хороший народ, только очень ленивый и
безалаберный.
- Помалкивай, немчура... – беззлобно хмыкнул Колобков, утягивая
к себе седьмую взятку. – Без одной вы батенька! Я же говорю –
«Сталинград»! В Сталинграде немец обязательно проиграет!
Солнце все дальше уползало за горизонт. На виду остался лишь
самый краешек, крохотная горбушка. Сергей специально уселся так,
чтобы иметь возможность любоваться закатом. Он всегда был немножко
эстетом.
А вот Колобков не испытывал никаких особенных симпатий к
природным красотам. Ну в самом деле – на хлеб их не намажешь, в
карман не положишь, так что с них проку? Вот погулять по лесу,
подышать свежим воздухом, попить пивка на природе – это дело
другое, это он любил. А бестолковое любование оставим поэтам и
экзальтированным барышням.
Другое дело – Грюнлау. Немец относился к подобным чудесам очень
хозяйственно. Каждый красивый закат он непременно фотографировал
раз семь-восемь, а уже дома выбирал самый лучший кадр и делал
слайд. За время круиза его крохотный аппаратик накопил уже
несколько тысяч снимков – педантичный немец пользовался цифровиком
и прихватил целую кучу дополнительных карточек памяти.
А любоваться он не любовался. Зачем? Зрелище уже
сфотографировано, задача выполнена. Дома полюбуется, в положенное
время. В его распорядке дня именно так и было написано: «Четверг.
21.00-22.30 – просмотр слайдов». И каждый четверг Гюнтер Грюнлау
включал проектор и начинал педантично разглядывать коллекцию
красивых видов, собранную за многие годы.
- О, русише пирог! – обрадованно потер руки Грюнлау, отодвигая в
стороны карты.
- Не пирог, а пельмени, рожа немецкая! – фыркнула Матильда
Афанасьевна, с грохотом ставя в центре огромную миску с самолепными
пельменями. – Кушайте, Петр Иваныч, пользуйтесь моей добротой!
Может, лопнете уже наконец!