Мэри стояла, склонив рыжую голову к
плечу, словно ожидая услышать от меня что-то еще, гораздо более
важное. В горле у меня вдруг засаднило, и неожиданно для самого
себя я плюнул на тщательно выверенные объяснения:
– Но вы правы, так – неверно… – и,
рубя воздух ладонью, отчеканил: – Мы будем это исправлять.
Американка недоверчиво
прищурилась.
– Пашка, – повернулся я к другу, –
одним нам здесь не справиться, надо народ поднимать. Так ведь,
Светлана Витальевна?
Взгляд Чернобурки провалился куда-то
вдаль:
– Да, – сказала она глухо и покивала
чему-то, – не ожидала я такого, честно… Совсем. Вернемся, будем с
товарищами обсуждать. Есть, о чем поговорить.
– Хорошо, – я еще раз порадовался ее
правильным реакциям. Повезло мне с ней, повезло. – Ну, а я по линии
райкомов пойду: надо военно-исторический клуб делать. Помещения
выделять, музей организовывать, шефов искать… В следующем году из
других школ и институтов участников в экспедицию набрать.
Мэри решительно отбросила гильзы в
сторону.
– Эх… А я бы тоже приехала, если бы
разрешили.
Чернобурка внимательно посмотрела на
нее.
– Мы подумаем, – сказала мягко.
– Если все вместе возьмемся, –
возбужденно поблескивая глазами, в разговор влез Паштет, – за пять
лет леса вычистим!
Я промолчал. Пусть пока думает так.
Главное – начать.
– Ну что, – повернулся к притихшим
девчонкам, – погнали назад? А то там голодные дежурные и наш
завтрак… Как бы чего нехорошего не вышло.
Вокруг понимающе заулыбались. Легкое
напряжение, начавшее было витать над нами, тут же разошлось без
следа. Назад мы бежали с шутками, а под конец – наперегонки.
Да, голод нас спасал. Голод и
усталость. Тень истории, в этих местах густая до неподъемности,
методично плющила благополучных городских детей. Парни ходили
промеж деревьев задумчивые, девчонки нарыдались за работой, и та же
Мэри не раз и не два оросила слезами вовремя подсунутое плечо
Арлена. Но возвращаясь в лагерь мы думали не о костяной ноше в
клеенчатых мешках, а о густом нажористом супчике из тушенки, лапши
и картохи. Потом, разморенные теплом, идущим от побагровевших
бревен, гоняли крепкий переслащенный чаек с дымком и добирались
ломтями черняшки с салом. Ветерок лениво теребил над штабной
палаткой отрядный вымпел с журавлем; тихо бренчал что-то сам себе
на гитаре приданный нам фельдшер, настолько ладный и пригожий, что
я было заподозрил в нем еще одного «ворона»; в ближнем перелеске
сухо постукивали ветви, а в березовых стволах вовсю шло тайное
движение соков.