– Думаешь, там будет то же самое, что
и на нашем участке?
Я вздохнул:
– Да как бы не хуже. Нам-то наш
квадрат потому и дали, что там после войны саперы уже на два раза
прошлись. Что-то при тех прочесываниях всяко должны были собрать. А
как здесь… Не знаю. По людским потерям с обеих сторон Демянская
операция вполне сопоставима с Курской битвой. Так что, сам
понимаешь… – я замолчал и развел руками.
– Сколько работы… – негромко протянул
Пашка.
– Не понимаю, – встряхнула головой
Мэри, и ее рыжие пряди полыхнули на выглянувшем из-за облачка
солнце. В голосе звучала самая настоящая боль: – Ну почему?! У нас
все не так… Чтобы у нас так лежали… Столько лет…
Чернобурка строго глянула на меня и
чуть заметно двинула бровью. Да, мы к таким вопросам готовились, и
вот время пришло.
– Поверите, нет, Мэри, – повернулся я
к русистке, – но у вас примерно так же: четверть погибших на той
войне до сих пор не найдена. Просто наша четверть больше вашей раз
в пятьдесят. Вот прямо тут, в лесах, что мы видим с этого холма,
наших легло больше, чем ваших в Арденнах, Нормандии, Окинаве и
Иводзиме вместе взятых. Собственно, – тут я позволил себе грустно
усмехнуться, – в одной вот этой небольшой Новгородской области,
через которую не пролегали направления главных ударов, наших
погибло больше, чем американцев на всех фронтах второй мировой.
Причем заметно больше. Представьте, да?
– В это… в это очень сложно поверить,
– побледнела Мэри.
– Хотел бы я быть не прав, – покивал
я. – Очень бы хотел…
Мэри медленно прошлась взглядом по
лесам на горизонте, и вид у нее был такой, словно она впервые их
увидела.
– Все равно не понимаю… – повторила
она потом и поглядела на меня так, будто боялась обидеть. – Сколько
времени прошло. Если бы такое было на нашей территории, то всех бы
уже собрали.
Я досадливо поморщился:
– Понимаете, тут на небольшой полосе
фронт два года туда-сюда гулял. Вон там, за рекой, – я указал на
противоположный берег, – на довоенной карте обозначен крупный
поселок. Сейчас там лес. Все было уничтожено, полностью. Местных
жителей на десятки километров вокруг почти не осталось. Потом эти
места заселяли заново, и живым было не до мертвых – послевоенная
жизнь была очень тяжелой, с голодом. Да и мин в этих лесах хватало,
только сойди с тропинки, и каюк… Только в пятидесятые кое-как
разминировали, да и то не все.