Волны поддавали в корму с
регулярностью метронома и с силой парового молота, заставляя
многострадальное судёнышко дорку нелепо «козлить» на манер
задурившей лошади. Бушприт при каждом таком «пинке» зарывался в
волны, а перо руля, наоборот, поднималось из воды почти целиком.
Мне, впрочем, некогда было свешиваться с кормы, чтобы полюбоваться
этим зрелищем. Румпель словно сошёл с ума – он рвался из стороны в
сторону, словно живой, и пришлось оставить привычную фривольную
позу и вцепиться в него обеими руками.
Удивительно, но ветер продолжал ровно
дуть всё в том же направлении, гоня дорку вдоль тоннеля – толчки,
вырывающие румпель из моих рук, создавали одни лишь волны. Барашки
росли, сливаясь с сплошные пенные полосы, однако волны не
увеличивались, и только шестибалльный свист ветра перерастал
постепенно в вой – грот угрожающе выгибался под напором ветра,
стаксель последовал его примеру, и я отстранённо, словно и не было
меня здесь вовсе, словно речь шла о вычитанной в морском романе
сцене буйства стихий, прикидывал, что случится раньше – лопнет
вантина, не выдержит грота-штаг, или разлетится клочьями прочнейший
дакрон?..
- Рифы! Рифы брать! – заорал,
перекрывая вой ветра «пират». Не дожидаясь моего ответа, он отдал
гафель-гардель, прослабил дирик-фал, и тут же, под оглушительных
хлопки заполоскавшего грота, принялся обоими руками собирать
парусину складками к гику и притягивать его риф-сезнями. Я
замешкался, крепя оттяжки на румпель (вообще-то это следовало
сделать сразу, как только мы оказались посреди этого космического
безобразия стихий, заключённого в невозможную трубу), а когда
затянул последний узел - кинулся на помощь. Вдвоём мы взяли три
рифа; я подтянул повыше гафель, накрепко закрепил снасти на утках;
«пират» к тому времени закончил возиться с яростно сопротивляющимся
гиком, и я видел как шкотовый угол, мечущийся по ветру, припечатал
его по лбу массивным железным люверсом, но он только отмахнулся от
удара, словно от надоедливой мошки. «Штральзунд» швыряло из стороны
в сторону, зафиксированный в диаметральной плоскости руль не
справлялся, румпель мотало из стороны в сторону, и я, сбивая
пальцы, полез обратно в кормовой кокпит. Оттяжки уже успели
разболтаться под напором волн, и я не стал их сбрасывать – животом
навалился на изогнутый, выклеенные из нескольких слоёв дерева,
румпель и стал править вдоль ветровой трубы, стены которой уже
окончательно слились в сплошную бурлящую поверхность, и нельзя было
разобрать, где заканчиваются волны, и начинаются рваные клочки
туч.