Ну, это не беда, случалось мне ходить
на дорках и в одиночку – не самое простое занятие, но днём, в
хорошую погоду, если не ставить паруса а обойтись дизелем,
справлюсь. Местный фарватер, весьма, надо сказать, переменчивый
из-за приливных и отливных течений, я выучил неплохо, к тому же
наиболее хитрые места были, как положено, обставлены вешками и
створовыми знаками в виде обрешеченных деревянных пирамид и
треугольников, высящихся на берегу.
Всё, решено, иду! Я попрощался с
нимфами – чуть более, чем братский поцелуй (увы, сейчас мне не до
любовных утех, надо выспаться хорошенько) – и я, зажав под мышкой
гитару, бреду, мурлыча под нос недопетую давеча песенку, к пристани
– там, на мелкой приливной зыби покачивается и поскрипывает
кранцами о края пирса верный «Штарльзунд».
…Неизменное среди стольких
морей,
Как расстаться с тобой, не
отчаяться?
Море Белое на ладони
моей,
Как баркас уходящий,
качается…
Ну, люблю я Окуджаву, что тут
поделаешь!..




Веха, гладко обструганный длинный
шест, наискось торчащий из воды, неторопливо удалился назад - между
ним и правой скулой «Штральзунда» осталось не больше метра чистой
воды. Судя по остатка чёрно-белой разметки, сохранившейся на шесте,
прилив сегодня был довольно высокий и находился, похоже, на самом
пике. С одной стороны это было хорошо – приливные течения в салмах
(так на Беломорье называют проливы между бесчисленными островками и
материком) сейчас ослабли, глубина на фарватерах наибольшая, а
значит, риск сесть на мель минимален. Если, конечно, не зевать, и в
точности следовать указаниям самопальной карты и навигационных
створовых знаков, то и дело мелькающих по берегам. Что я и делал,
причём весьма старательно – меньше всего мне хотелось сейчас
подобных приключений. Конечно, скорость у дорки невелика, узлов
шесть от силы, и днище скорее всего, не повредишь, но если киль
увязнет в донном песке, и не удастся сразу же, дав задний ход,
освободиться – всё, пиши пропало. Придётся в течение многих часов
дожидаться нового прилива, который снимет увязшее судёнышко с мели
– а перед этим надо будет ещё и выпрыгнуть за борт и по грудь в
воде подпирать судно с боков специально заготовленными на такой
случай жердями. Если не сделать этого – на пике отлива судно ляжет
на борт, а подобные фокусы никогда не заканчиваются ничем хорошим –
срывается с мест всё, что не было прикручено, приколочено или
привязано; перемещаться по палубе становится возможно лишь на
четырёх точках, на обезьяний манер, и к тому же, стоит подняться
хотя бы небольшой волне – беспомощное, подобное выброшенному на
берег дельфину, судёнышко начинает нещадно колотить и швырять о
песок и донные камни.