– Вы несправедливы, сударь, – голос
кайзера стал на тон холоднее. – И желаете всего и сразу, но так не
бывает. Доверие нужно заслужить. И я не допущу вас до власти, пока
вы не поймете всю полноту ответственности, которую она
налагает.
– Власти у меня нет, – усмехнулся
Генрих, поглаживая зудящие руки. – И, как понимаю, никогда не
будет.
– Все зависит только от вас. Ваше
вольнодумие не просто тревожит, мой дорогой. Оно пугает. Взять хотя
бы эти гнусные стишки, – его величество слегка поморщился,
однозначно демонстрируя свою осведомленность и отношение к
происшедшему. – Ваш приятель редактор оказался куда мудрее. Если бы
он напечатал их, то «Эт-Уйшагу» грозило бы закрытие, а ему самому –
арест. Я же со своей стороны, как кайзер и отец, пока еще смотрю на
ваше ребячество сквозь пальцы, но не желаю, чтобы мой сын, вместо
того чтобы поддерживать традиции рода, высмеивал семью и
правительство.
– Традиции слишком закоснели. До
ритуала еще долгие семь лет, а вспышки недовольств в Туруле и Равии
происходят уже сегодня.
– Вспышки успешно подавлены.
– Но это не значит, что они не
повторятся.
– Именно поэтому прошу вас оставить
глупости и попойки с вашими друзьями-революционерами. Пора бы уже
остепениться.
– О! Вижу, вы оседлали любимого
конька! – Генрих закатил глаза.
– Да, я снова о женитьбе, – его
величество грузно наклонился над столом, ловя ускользающий взгляд
сына. – Не позорьте древний род Эттингенов. Ваша матушка
поддерживает меня в желании увидеть вас женатым, обремененным
семьей и детьми.
– Скорее, вам нужен наследник, не
отмеченный Богом, – нервно усмехнулся Генрих и провел рукой по
волосам: темным от рождения, но порыжевшим после того, как Господь
коснулся их огненным перстом. Под пальцами рассыпались
потрескивающие искры, и Генрих быстро сложил руки на груди. –
Хотите пересадить меня из одной клетки в другую?
– Я и без того предоставил вам
достаточно свободы и времени, – сдержанно возразил кайзер. – Но вы
использовали его нерационально. Теперь я настаиваю на женитьбе в
ближайшие дни. В идеале – помолвка должна состояться на ваше
двадцатипятилетие.
– Десять дней? – Генрих болезненно
приподнял брови, зуд становился невыносим. – Вы даете мне десять
дней на то, чтобы выбрать супругу?
– Я даю вам возможность самому
выбрать супругу, – его величество акцентировал на слове «самому». –
И, если через неделю вы все еще не определитесь с выбором, сделаю
это за вас.