- Вы не откажетесь со мной
побеседовать, пока суть да дело? - почти елейным голосом
проворковал он.
- Отчего же? Время-то надо как-то
убить, простите за столь смелый каламбур.
Впрочем, Пилюлькин не растерялся. А
чуть кривовато усмехнувшись, вытащил из кармана золотую монету на
цепочке. И тут же стал оной медленно раскачивать перед моими
глазами.
- Вы знаете, что простейший маятник,
который я вам демонстрирую, прекрасно успокаивает нервную систему.
Смотрите внимательно, сейчас на счет пять… Один, два, три,
четыре…
Бля… что это за хрень творится в этой
Москве, куда ни ткнись, на гипнотизеров наткнешься! Что за мать
вашу так очередной последыш Бехтерева нарисовался? Хорошо, что
Смирнов с Куниным помогли мне в гипнозе разобраться и научили, как
ему противостоять. Еще лучше было то, что я был где-то готов к
тому, что могу на такую бяку напороться. В МОЕМ времени и
самоубийство Аллилуевой, и убийство Кирова имели очень странные
моменты. Казалось, что кто-то настойчиво нашептывал Надежде идею
самоубийства, а вот поведение того же Николаева, убийцы Мироныча,
так вообще очень походило на поведение человека, находившегося под
гипнозом. Мог ли с ними кто-то работать? А почему бы не тот же
доктор Пилюлькин? Блин! Что я раздумываю, мне надо какой-то бок
поставить!
- Пять! Ваши веки становятся
тяжёлыми, вам хорошо, вам спокойной, вы спите, вы спите на море.
Пляж, солнце. Вам хорошо, вы будете отвечать на мои вопросы, а
потом забудете о нашем разговоре.
Чёрт возьми! Моё сознание как будто
погрузилось в какое-то густое желе. И всё-таки видел его, этого
доморощенного мозголома, но видел не отчётливо, мозг мой всё больше
погружался в сон, но вот этого допустить никак нельзя! Я старался
как-то смыть с себя его слова, которые… Смыть! Вот оно! Вспомнил…
Это всплыло, как всплывает аварийный буек с тонущего корабля.
В ту ночь, когда Москву обшарил
первый ливень,
Я, брошенный к столу
предчувствием беды,
В дрожащей полутьме рукой
дрожащей вывел:
"Дождь смоет все следы, дождь
смоет все следы".
Слова, мелодия, всё вместе, они
образовали защитную плёнку, я повторял этот куплет, повторял, и моя
импровизированная защита становилась более прочной. Сквозь эту
плёнку я понял, что в камере появился кто-то еще. Он спросил:
- Готов?
Я эти слова разобрал как слова из
далека. Как сквозь вату или поролоновую ткань. Они доходили глухо,
но смысл был понятен.