Дверь затворилась, оставив в тишине за большим столом пятерых
человек.
— Вася, ты тоже иди, — обратился Шуйский к Давыдову, занятому
очень странным делом — тот методично и без единой эмоции снимал с
себя ордена и медали, а затем взвешивал в ладони, прислушиваясь к
своим ощущениям.
— Я гусара не брошу, — хмуро произнес тот, даже не думая
сдвинуться с места.
— Вася, ты присягнул императору. Ты должен уйти! — настаивал его
товарищ.
— Мне лучше знать, что я должен делать! — гаркнул князь Давыдов.
— Тут, в моей руке — килограмм орденов! Разве килограмм моих
подвигов не стоит того, чтобы простить единожды ошибившегося
гусара?!
— Василий, я уже договорился… — прошептал из-за ладоней Юсупов,
не открывая лица.
— А я не знаю, о чем вы там договаривались! Оттого вправе
действовать сам, по своему умыслу! — уже с клочками мундира срывал
с себя Давыдов ордена. — Два килограмма! Измаил, Берлин, Париж!
— Князь, успокойтесь, — посоветовал ему Панкратов, расставивший
ноги и опершийся на стул в такой позе, чтобы было понятно — никуда
он не уйдет. — Никто не сомневается в величии ваших подвигов и
ценности их для страны. Уверен, князь Юсупов имеет в виду совсем
другое.
— Что тут еще можно иметь в виду, а? — сорвав уже все ордена, не
найдя новых и чуть ссутулившись, произнес Давыдов. — Максима же
повесят...
Его ладонь колола булавка ордена Святого Георгия, но он словно
не замечал проступившей на коже капли крови.
— Я думаю, князь Юсупов сам нам сейчас скажет, — мягким тоном
ответил ему Панкратов.
— Господа, вы все еще можете абсолютно спокойно и невозбранно
уйти… — пробормотал Юсупов.
— Оставьте, князь, — махнул рукой Панкратов. — Все, кто хотел
уйти, уже сбежали. Шуйский, вы же не желаете уходить?
— Мой внук оставил подранка, — недоуменно поднял тот бровь. — Вы
даже не представляете, как они сладко пахнут страхом.
— Еремеев, вы-то проявите благоразумие? Ваша дочь уже
спасена.
Хозяин дома почесал озадаченно подбородок и, удерживая ладонь
перед лицом, другой рукой повернул ободок одного из колец — явив
присутствующим «признающий» герб Мстиславских.
— Оказывается, у меня дочка кормилицу принца из-за грани
вытащила, — доверительным тоном произнес он. — Мне пообещали любую
поддержку в любом вопросе, — подчеркнул он последнюю фразу, хищно
улыбнувшись.
Сдвинув пальцы, из-за ладоней на Еремеева неверяще глянул даже
Юсупов. Но потом снова закрылся ладонями, продолжая молчаливо
изображать скорбь.