— Господа… — не отрывая ладони от лица, глухо произнес Юсупов. —
Ежели кто пожелает выйти из персидского проекта прямо сейчас, я не
буду иметь претензий.
Будто капитан тонущего корабля, призывающий благородных друзей
покинуть борт, а не сражаться с необоримой волной.
Император — это слишком много для авантюристов, пожелавших
обогатиться на чужбине. Их корабль уже шел ко дну, не успев выйти
из порта — а значит, они, мудрые и осторожные, несмотря на кучу
ценной информации, вложенной в проект, сделают так, как делали
всегда. Зафиксируют убытки и забудут. Тем более что нет урона
чести, если отпускают просто так...
— Прощу прощения, я должен заняться семьей, — первым грузно
поднялся из-за стола князь Долгорукий. — Мой внук наделал дел... —
вышагнул он из-за стола, одернув пиджак.
— Господа, вы всегда желанные гости в моем доме, — неловко встал
князь Галицкий и, не отрывая взгляда от пола, шагнул на выход.
Но напоследок оба все же оглянулись на замершего на стуле
Юсупова, Шуйского, а также — самую малость изумленно — на
Панкратова. Он что, не понимает, что война с Черниговскими все
равно будет — а также со всей остальной сворой, что почувствует
слабость Юсуповых и негласную поддержку императора? Да, не сейчас,
но это как с хронической неудачей: человек сегодня может выглядеть
бодро, но уже завтра — уйти в могилу... и этот недуг заразен для
окружающих. Сейчас будет только отсрочка — словно от крайне
дорогостоящего, но, увы, одноразового препарата...
— Постойте, — заставил их замереть на полшаге от выхода голос
Еремеева. — На правах хозяина дома... Так неправильно: просто уйти
— и всё. — Мужчина с силой потер себе лицо. — Давайте я выкуплю у
вас ваши доли, чтобы соблюсти приличия. Пожалуйста.
Галицкий и Долгорукий переглянулись и пожали плечами.
Действительно — эти отношения было бы логично завершить сделкой, а
не молчаливым уходом за порог.
— Вот, — чуть неловко из-за торопливости выгреб Еремеев какую-то
мелочь из кармана и высыпал на край столешницы.
Часть копеечных монет упала и прокатилась куда-то в угол
зала.
Молча подошел Долгорукий, чуть нахмурился, глядя на россыпь, и
забрал себе более-менее непотертый рубль, тут же отвернувшись от
стола. Галицкий не глядя сгреб пятидесятикопеечную монету и
направился на выход вслед за Долгоруким.