— Я… ну… стараюсь, — контрактный дернул ртом то ли в гримасе, то ли в
улыбке. — Вы бы шли отсюда, госпожа. Навоз все-таки. Воняет.
— Да. Конечно. Уже иду, — все еще растерянная, Тео отступила на шаг и снова
остановилась. Чувство неловкости никак не унималось, и нужно было сделать
что-нибудь посущественнее… Например, дать чаевые или что-то вроде того…
Привычным движением она сунула руку в карман, но нащупала там только конфетку и
пару фантиков.
— Госпожа Тео! Доктор приехал! Возвращайтесь в дом, госпожа! — закричала с
крыльца торопливо спускающаяся по ступеням Мэри.
— Уже иду! — с облегчением оборвала разговор Тео, сделала рукой
неопределенный жест — то ли попрощавшись с контрактным, то ли отмахнувшись от
него, как от пчелы, и заспешила к дому.
Доктор Робен ждать не любил. К своим бессмысленным процедурам он относился
максимально серьезно и, кажется, действительно верил, что вся эта чепуха имеет
смысл.
Опустившись на колени и выпятив тощий зад, Робен рисовал на полу иероглифы
и пентаграммы, расставлял, отмеряя расстояние рулеткой, разноцветные свечи и
окроплял комнату какой-то вонючей дрянью. Тео пыталась понять, что это такое,
но в сложном аромате мешались горькие запахи трав, аммиак, сера и легкие нотки
тухлятины. Тео никогда не сталкивалась с пукающими коровами, но, вероятно,
ощущения были бы сходными.
Почему-то все обитатели дома не просто терпели эти абсурдные выходки, но
относились к ним максимально серьезно. Когда доктор Робер приступал к делу,
особняк словно вымирал. И черт с ней, с бестолковой и суеверной Мэри. Но даже Герберт,
даже неколебимая, как скала, госпожа Альбертина уходили в комнаты и сидели там
тихо, как мыши, пока доктор не объявлял, что процедуры закончены.
Тео пыталась относиться с уважением к этим нелепым причудам. Ну хотят люди
в магию поиграть — так что же такого? Забава, конечно, не дешевая, но
совершенно безвредная. А может, даже полезная — как полезно любое плацебо,
которое успокаивает излишне мнительного пациента.
Теодора пыталась. Но не могла. Когда преклонного возраста джентльмен в
пенсне запрокидывал голову, прицелившись острой бородкой в потолок, и начинал
выкрикивать что-то невнятное на латыни, это выглядело… Это выглядело… Господи,
это ведь даже не фарс. Это идиотизм. Клинический.