Получалось, если провести между тремя
столицами линию, то Бросские горы будто бы сами по себе, остаются в
стороне. И я сразу сказал об этом барду:
– Так эти броссы… кхм… мы, то есть.
Мы подчиняемся Троецарии?
– Конечно. Броссы – хорошие воины, а
их сталь самая лучшая во всей Тахасмии, – он перехватил мой
вопросительный взгляд, – Тахасмия – это наш континент. Вокруг ещё
много стран.
– Ясно. Так получается, у броссов
столицы нет? Они не обижаются?
– Ещё как обижаются, – подала голос
колдунья, – И цари их особо не жалуют.
– Ну, видит Маюн, это старая история,
– заспорил бард.
– Вам на юге виднее, что у нас на
севере творится, – проворчала Креона.
В этот момент бард остановился,
прислушиваясь. Я чуть не уткнулся в его спину и покрепче перехватил
топор. Как же непривычно, когда тёмное чутьё просто обрублено на
корню.
Здесь трава была уже ниже, и можно
было даже разглядеть горизонт. То дерево, у которого был небольшой
пруд, осталось далеко правее.
Поле простиралось, насколько хватало
глаз, тут и там зеленели пятна рощиц. А где-то у самого горизонта,
сливаясь с редкими облаками, поблёскивала широкая река. Называлась
она Восточная Шейка, как сказали мне эти двое.
Жаркое солнце висело в самом зените,
медленно переваливаясь за полдень. В голубом небе плыли редкие
облачка, шелестела тихонько трава от ветра, и всё вокруг стрекотало
полевой жизнью. Пахло сеном и душной сыростью, поднимающейся от
земли после ночного дождя.
Так посмотришь, и не поверишь, какие
ужасы тут творились утром.
– Что-то слышишь? – спросил я,
внимательно оглядывая поле.
– Если б ты у меня тоже забрал
поклажу, точно услышал бы, – возмутился Виол, поправив лямки
мешков. Копьё висело у него на петле, и при ходьбе так и стучало по
бедру.
У меня, кроме топора, мешка с
артефактами и мешка Креоны, ничего больше не было. У барда же и
котелок, и еда, и вода, и походные принадлежности. При этом он ещё
тащил в другом мешке бумаги – много бумаг, включая толстые
книги.
Этот работорговец Назим оказался
довольно мелочным и, как оказалось, вёл счёт всем своим аферам. А
все записи хранил в довольно толстых книгах, которые бард и тащил с
собой.
Ну, и лютня, конечно, тоже сколько-то
да весила. Но её Виол точно никому не собирался оставлять.
– Ну, громада? – бард с надеждой
потянул с плеча лямку мешка, будто соблазняя меня, как девица в
публичном доме.