Мужчины воспряли, только Буров оставался безжизненно-спокоен. Но
даже один-единственный его кивок означал горячую поддержку затее с
разведкой. Рената понимала, что они не столько жалеют её, сколько
реально ищут выход. Но что-то внутри уже клокотало...
В конечном итоге она осталась одна. Всё это время из
медизолятора на космопроходцев безразлично таращилась Милош. Едва
Рената приблизилась, чтобы рассмотреть пропитавшуюся кровью
перевязку, как повреждённая вдруг ударилась лбом в стеклопластик.
Рената вскрикнула от неожиданности.
Милослава упиралась головой в преграду, точно надеялась её
продавить, а горячее дыхание оставляло запотевший овал, за которым
быстро скрывалось осунувшееся бледное лицо. Милош высунула язык,
странно покачиваясь, и...
Через миг Рената изумлённо разглядывала медленно исчезающий
иероглиф на запотевшем участке стеклопластика, который она им
только что начертила...
Странно, но и тут наступила ночь. Мутно-зелёная, она затопила
купольный город не сразу – стены, видимо, меркли по мере захода за
горизонт местного светила. Оказалось, что основной свет дарили не
нити, живыми змейками свисающие с потолка, а сам купол. Теперь он
угасал гигантским мутным абажуром, оставляя залу нанизанной на
светонити полутьме...
Белотелые исчезли непонятно когда, Роберт не особо следил за
ними. Он глядел на неподвижную девушку в паре метров от себя. И
сожалел, уронив на руки большую голову.
Надо было слушать голос интуиции там, в подземном саду… Ничего
бы этого не было! Ничего!
Абориген лежал спиной, почти бездыханный. Голую худую спину
уродливо бугрили рёбра и позвоночник. Откуда в нём столько силы?
Казалось, дунь - и развалится.
Он наверняка имел какое-то отношение к повторителям. Гибрид?
Плод генной инженерии? Кто он? Откуда у него такие познания? Он
ведь знал не только о технологиях землян, будь то протоволны или
Ординатор, но и о белотелых. А его фраза про «бельгийское
дерьмо»?!.
Уверенность аборигена обезоруживала. Как он рассчитывал им
помочь? Он такой же пленник!
Беловолосый вдруг начал содрогаться, точно никак не мог
прокашляться. Затем приподнялся на локте, и по телу волной пошла
судорога. Его вырвало.
Сначала на пол хлынула бесцветная слизь: обильно, тягуче,
пузыристо. Вторая волна рвоты уже окрасила лужу красными и
желчно-жёлтыми разводами. Стоя на четвереньках, абориген сделался
похожим на доходягу-кота, сдуру сожравшего около помойки
отравленную крысу.