И воздушный транспорт свой – к чему приложил руку в том числе
профессор Гадюкин. Его винтокрылых «Икаров» и «Дедалов» оценили по
достоинству и военные, и спасатели, и просто пассажирские
авиалинии.
А вот автомобили пока еще импортные. Даже гений Гадюкина не мог
помочь российскому автопрому. Он даже уже особо и не пытался, решив
просто изобрести кейворит и сделать летучую машину.
И тогда наконец-то отпадет вечная российская беда с
дорогами.
На гелиоход садились весело, задорно. Гадюкин не переставал
радостно восклицать, что вот и свершилось наконец, восторжествовала
справедливость, выпустили его за рубеж. Уже много лет будучи
невыездным, профессор очень по этому поводу обижался.
- Мы отправляемся не за рубеж, - меланхолично напомнил Эдуард
Степанович, жуя бутерброд со шпротами. – Мы отправляемся на станцию
«Юкисима». Она сейчас в наших территориальных водах, так что
юридически это Россия.
- Батенька, вот вечно вы меня огорчаете, - укоризненно посмотрел
на него Гадюкин. – Знаю я про вашу «Юкисиму». Не в лесу живу,
наверное.
Для поздней осени день был очень теплый, солнечный.
Батареи-паруса «Огюста Пикара» ярко блестели, а из-под кормы
убегала вода. Кильватерный след указывал на юго-восток, к плавучему
острову.
Гадюкин развернул эль-планшетку так, что наполовину скрылся за
экраном. Профессор продолжал изучать сигнатуру, из-за которой сюда
прибыл.
Гидролокаторы получили эти сигналы еще в прошлом году. Однако
интереса поначалу ни у кого не вызвали. Просто неровность морского
дна – небольшой гайот или затонувший корабль. Но потом одна молодая
океанолог заметила небольшую странность, сообщила руководству, там
тоже куда-то сообщили... и кто-то обратился за справкой в НИИ
«Пандора».
Запрос долго пылился во входящих, пока на него не наткнулся
скучающий в промежутке между проектами Гадюкин. Пробежал глазами –
и те вспыхнули огнем. Надо было видеть, как носился по коридорам
института оживившийся профессор, как требовал немедля снарядить
экспедицию на Охотское... то есть Японское море. Куда угодно, но
прямо сейчас, немедленно.
Директор «Пандоры» старался по мере возможности потакать
Гадюкину. Тот отличался вздорностью и капризностью – и при этом был
незаменим. Даже его недруги неохотно признавали, что Гадюкин – это,
возможно, величайший ум эпохи.