В машине Ерофеев пощупал живот. Там
начиналась революция. Проклятый супчик и вечный русский «авось»
наложились на его беспечность — «революция, о которой предупреждали
большевики, — свершилась!». Он отравился! Саша обернулся через
окошко в салон. По кишечнику пролетали «электрические разряды»,
вызывая весьма болезненные ощущения. Поздно было корить себя. Нужно
принимать меры.
— Похоже, ты была права. С супчиком.
Водитель, усмехаясь, спросил:
— Так куда сейчас: на вызов или все-таки в аптеку?
Довольно болезненный спазм скрутил Ерофеева, он кисло улыбнулся
и ответил:
— Нет уж. Давай на вызов... Я сейчас но-шпочки выпью, достань
мне одну ампулу.
Таня на ходу раскрыла ящик и
принялась копаться среди темных стеклянных головок. Наконец выудила
одну и протянула вместе с пилкой. Саша вытряхнул в рот лекарство,
скривился:
— Ух, горькая! Может, покрутит и пронесет... — Не хотелось
признаваться в собственной глупости.
Водитель расхохотался.
Это точно! Пронесет! Ты готовься. А то давай хотя бы в
хозяйственный магазин заскочим за туалетной бумагой? Нам по
пути.
Не надо. Двигай по адресу. Времени нет. Я потерплю.
Боль в животе в очередной раз
прихватила Ерофеева уже на лестнице. Он скорчился и присел у перил.
Таня, видя его муки, тревожно спросила:
— Так больно? Что же делать?!
— Ни-че-го, — простонал Саша. — Идем на вызов.
Дверь им открыла пожилая женщина. Ерофеев поставил ящик в
прихожей и рванулся к туалету, на ходу только и успев сказать
Тане:
— Больного осмотри, давление померь — в общем, занимайся! Я
сейчас приду и помогу.
Таня уже через минуту скреблась под
дверью туалета и докладывала громким шепотом:
— Саша, там давление двести пятьдесят на сто тридцать. Он хрипит
и весь синий-синий... Одышка у него!
Ответом сначала был стон, затем слабое:
— В легких что?
— Хрипы, кажется, влажные, — голосок у Тани дрожал. — Это отек
легких, да?
— Похоже, да.
Пауза. Потом Саша сдавленно сказал:
Значит, так. Посади его. Открой окно, дай граммов
пятьдесят водки. Но не больше. Есть у них водка? И сделай
внутривенно три ампулы лазикса, можешь не разводить.
Я же не умею еще внутривенно.
Слезы у Тани готовы были вырваться наружу, так стало
страшно.
— Ладно, я сейчас выйду, сам сделаю. Ноги его в таз с горячей
водой опусти, и жгуты на бедра. Только не очень
туго.
Судя по голосу, Ерофееву было нелегко
все это проговорить. Он надеялся, что практикантка выполнит все,
как он сказал, не задумываясь.