Воспользовавшись тем, что монсеньор
епископ убрал руку от моего кубка для того, чтобы снова налить себе
красного, я пригубил вино. Ничего вино оказалось. Только, на мой
вкус, слишком терпкое.
— Полно тут еретиков, — доверительно
сообщил мне епископ. — В кого ни плюнь — обязательно попадешь в
еретика. Даже в моих собственных землях сколько их развелось,
проклятущих, — ужас... рассказать кому-нибудь — не поверят...
Я сочувственно покивал.
— Давно пора их всех к ногтю... —
продолжал Готфрид. — А то придумали тоже — свободомыслие... А все
отчего? А все оттого, что никакого порядка в стране нет... Вот я
понимаю — Германия, скажем... Арагон... А кто, говоришь, таков был
этот... этот...
— Кто?
— Ну, тот, которого ты... — Тут
епископ присвистнул и закатил глаза.
— Аааа... Гийом де Бош.
— Откуда он?
— Кажется, откуда-то с севера. Я не
знаю точно.
— Значит, все-таки не еретик... — с
сожалением сказал Готфрид. — А ты буллу Папы Римского против этих
нечестивцев слышал?
— Нет.
— Так знай же, сын мой, что всякий,
кто убьет еретика, получает себе его имущество, а также отпущение
своих предыдущих грехов, пусть даже и самых тяжелых. Вот, скажем,
убил ты десять католиков. Значит, надлежит тебе убить десять
еретиков — и ты чист и перед Иисусом, и перед Церковью, аки
агнец...
— Спасибо. Буду иметь в виду.
— А знаешь ли ты, — сказал епископ,
разливая по нашим кубкам то, что еще оставалось в бутылке, — что
вообще-то убийство — это грех?..
— Знаю, — ответил я, — но дело в том,
что...
— Вот помню, раз в Париже, — перебил
меня Готфрид, — лет эдак пятнадцать или двадцать назад... устроил
батюшка короля нашего турнир... Ну, я тогда эту рясу еще не
носил... В общем, случилось так, что свалил я на турнире сынка
одного барона. Сшиб его с седла в общей свалке — а он возьми да и
сломай себе шею. Тут, значит, герцог мне и говорит...
Следующие двадцать минут епископ
повествовал о славных делах своей молодости. Периодически он
сбивался и замолкал, пытаясь отыскать нить рассказа.
К концу его рассказа я начал думать,
что Париж — город весьма немноголюдный. Вот уже лет пятнадцать или
двадцать. Населенный преимущественно бывшими собутыльниками
епископа Эжльского и спасенными им девицами... По-моему, король и
некий, часто упоминавшийся Готфрид ом герцог были единственными,
кому, кроме девиц и готфридовских собутыльников, удалось избегнуть
того, чтобы их «проткнули насквозь» или «разрубили на куски». К
герцогу Готфрид — это чувствовалось по его тону — до сих пор
испытывал некоторую, слегка покровительственную симпатию.