Она не ответила, а Олег прочистил горло, как бы привлекая к себе
еще больше внимания.
– Да, – словно очнувшись ото сна, проговорила она.
Я нахмурился, потому что слышал, как дрожит ее голос.
– Чудесно, – кивнул Олег, – с вами все в порядке, вы не
ранены?
Женщина медленно отрицательно покачала головой.
– Очень хорошо. Не пугайтесь. Я знаю, что тут происходит и
клянусь, что вы останетесь живы. Только когда все начнется, прошу,
спрячьтесь.
При словах “все начнется” Белова вздрогнула. На миг она словно
бы окинула меня отсутствующим взглядом. Однако, я знал, что пока я
под аурой Петрина, она не могла меня видеть. Мы с прокуратором
надеялись, что Стерхов тоже не мог.
– Он ужасен, – тихо проговорила она, – ужасен…
– Тихо, – остановил ее Петрин, – не нужно об этом сейчас. Можно
мы… – он осекся, снова прочистил горло, – можно я войду?
Женщина кивнула.
Прокуратор прошел первым, придержал дверь, чтобы я мог войти
следом.
– Почему я? – дрожащим голосом говорила женщина, когда вела нас
по полутемному коридору, устланному красной ковровой дорожкой, –
почему вы решаете свои разногласия в моем доме? Чем провинилась
перед вами я?
– Я не знаю, – ответил Петрин серьезно, – но мы… я постараюсь
сделать все, чтобы вы были в безопасности. Просто делайте то, что я
сказал вам, и все будет в порядке.
– Он велел вывести вас в сад, – полушепотом проговорила
женщина.
– Выведете. А потом тут же идите в дом и спрячьтесь.
Она кивнула.
Сад, в который мы попали, был запущенным. Располагавшийся на
заднем дворе небольшого поместья, он был невелик. Клумбы заросли
сорняками, небольшой прудик заилился, а заросли шиповника под окном
поместья, по всей видимости, были когда-то розовыми кустами, но
одичали и переродились. В центре сада стояло единственное дерево –
небольшая почти засохшая вишня.
Под ней Петрина ждал он.
– Ты растерял остатки дворянской чести, фон Стерхов, раз уж
решился брать заложников, – сказал Петрин незнакомцу в черном.
Я не издавал ни звука. Только стоял по правую руку от Петрина и
рассматривал худощавого человека в черном балахоне и белой маске.
Маска казалась мне очень знакомой. Невероятно знакомой. Петрин
говорил что она артефактная. Неужели та самая?
– Я стар, Петрин, – проговорил Либрий, – а ты молод, и очень
шустр. Мне уже не по статусу гоняться за молодыми. Я знаю, что,
несомненно, пришлось бы бегать за тобой. Но мне жалко времени.